Станислав Пестов - Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней

Разумеется, Зельдович и Харитон, деликатно привлекли к расчетам Померанчука и Гуревича, которые так и остались в неведении об американских расчетах. Что дало впоследствии повод некоторым исследователям утверждать, что сахаровское предположение о «шпионском происхождении документов» в корне неверно. И в качестве доказательства приводят текст отчета с пометкой «1946 год», который не был засекречен и который Гуревичу удалось раскопать в 1990 году в открытых архивах Института атомной энергии.

«Вот вам наглядное доказательство того, что мы ничего не знали об американских разработках, — заявил тогда Гуревич, — Вы понимаете, какие были бы грифы секретности на этом предложении и за сколькими печатями оно должно было храниться в противном случае».

Но как установил Герман Гончаров, после заседания Техсовета, на котором Зельдович изложил доклад о «термояде», все четыре копии отчета были подколоты к протоколам о заседании с грифами: «Совершенно секретно. Особая папка», и секретность была даже усилена специальным штампом «Хранить наравне с шифром». И дата на всех отчетах — 17 декабря 1945 года, а не 1946 год, как указано на «раскопанном» в открытых архивах.

Просто, по-видимому, Курчатов сделал потом (в 1946 г.) один экземпляр для себя, который со временем и отправил в архив, поскольку ни правительством, ни Техсоветом не было принято кардинальных решений по развитию термоядерного оружия. Техсовет всего лишь рекомендовал начать измерение сечений реакций на лёгких ядрах. Ни об экспериментальной базе, ни о расчётах нового оружия речи не шло.

Лишь Зельдович фактически самодеятельно начал со своей группой исследования вопросов ядерного горения и взрыва для освобождения энергии лёгких элементов.

Обеспокоенный потерей монополии на атомное оружие, Трумэн стал торопить ученых с быстрейшим завершением работ по термоядерной (водородной) бомбе, чья мощь значительно превзойдет и без того губительную энергию атомного фугаса. К созданию этого чудовища доктор Теллер приступил в сороковых, когда еще не была даже испытана атомная бомба. Большую заинтересованность к новому оружию проявил и Клаус Фукс, который аккуратно посещал все обсуждения и семинары Теллера. Отчеты об этом он направлял через связника в нью-йоркское консульство СССР, под крылом которого трудилась разведка НКВД, но как потом выяснилось, старался Фукс почти напрасно.

Из интервью автора с доктором Теллером в 1992. году:

«— Я был хорошо знаком с Фуксом, когда он находился в лос-аламосской лаборатории. Это был очень приятный человек, скромный и внимательный. Поражала только одна странность — его нежелание участвовать в беседах. Когда выяснилось, что он был шпионом, я понял — эта странность продиктована тем, что ему постоянно приходилось быть начеку.

— Скажите, а какие ценные идеи относительно термоядерного оружия он мог передать в СССР?

— Фукс уехал от нас раньше, чем были предприняты плодотворные и конкретные шаги в направлении создания водородной бомбы, поэтому он не мог выдать настоящие тайны…».

С ним согласен научный руководитель по созданию советского ядерного оружия академик Харитон: «Данные, полученные через разведку от Фукса, оказались бесполезными для нас, так как в 1950 году математик Улам обнаружил ошибку в расчетах Теллера…». Только в 1951 году Теллер исправил ошибку и начал продвигаться вперед.

Впрочем, не все старания Фукса остались втуне — после его сообщений в Москве создают специальную группу под руководством Якова Зельдовича, которая занялась расчетами термоядерной бомбы. Сюда, спустя несколько лет, подключили и Тамма вместе с новоиспеченным кандидатом наук Андреем Сахаровым, который разовьет идеи Теллера по поводу «комбинированной» бомбы, и вскоре станет конструктором соответствующего термоядерного заряда, который по существу термоядерным не являлся.

…Итак, в тот момент, когда у Олега Лаврентьева появилась мыль о принципе водородной бомбы и основных идеях ее конструкции, ни у советских ни у американских ученых еще не было даже готовых концепций нового оружия. Единственная здравая идея была лишь у самого Клауса Фукса. Но эту идею не поняли и не развили ни в США, ни в СССР…

«После публичного выступления Трумэна, — вспоминает Лаврентьев, — откликнулись наши газеты, объявив водородную бомбу блефом и чушью, а само выступление — атомным шантажом».