Анатолий Аграновский - Открытые глаза

— Кто?

— Петух! Петух на воздушном шаре.

— Марк! — говорил Гринчик. — Если завтра ты проснешься убитым, имей в виду: это будет моя работа.

И все же он «заносился», и это плохо кончилось. Как-то ему дали пустяковое задание — обычный полет на знакомой машине. Идя с парашютом на поле, он встретил остальных пилотов.

— Ты куда, Леша?

— Да так, чепуха, взлет — посадка. Вы меня дождитесь, я мигом!

Дул боковой ветер, довольно сильный. Гринчик ветра не учел — это была его первая ошибка. Лишь подходя к земле, почувствовал, что зашел неточно: машина чуть отклонилась от бетонной полосы. Он подумал, что надо бы уйти на второй круг, но тут представились ему насмешливые улыбки друзей-пилотов: что, мол, с первого раза не вышло? И старые летчики там. Скажут: «Эге, браток, и интегралы, выходит, не помогли?» Гринчик решительно пошел на посадку — это была его вторая ошибка. Самолет коснулся земли как будто мягко, Гринчик совсем успокоился, но вслед затем заметил, что машину относит влево, в глубокий снег. Он решил быстро исправить положение, с силой притормозил и в то же мгновение понял, что не следовало тормозить, — это была его третья ошибка. Толчок, удар — и самолет зарылся носом в землю. Капот!

…Но я ловлю себя на вечном просчете литераторов, пишущих об авиации, — опять происшествие! Будто в самом деле вся работа летчиков состоит из поломок, аварий и прочих «шумов» и «тресков». Это ведь не так.

Разумеется, не так. Тысячу раз прав Галлай: суть дела в работе. В каждодневной, рядовой и невидимой, потому что она неэффектна, работе пилотов. Вот они работают неделю, две недели, месяц, три месяца, работают без происшествий, нормально — конечно, это главное… Только, я думаю, и в романе о сталеварах вряд ли заинтересовало бы кого-нибудь подробное, день за днем, описание всех рядовых, спокойных «нормальных» плавок, хотя из них и складывается жизнь завода. Видимо, и там писатель будет искать моменты острые, решающие, когда наиболее ярко проявляются характеры людей. Правда, сталь варят не в небе, под ногами сталеваров твердая земля, и потому «происшествия» там выглядят по внешности легче.

Возможно, я и не прав, но, да простят мне летчики, буду все же продолжать рассказ об очередном происшествии на лесном аэродроме. А читатель запомнит, что между подобными событиями лежит в авиации ровная полоса повседневной, иногда очень трудной работы. Было у Гринчика двадцать, тридцать, сто нормальных полетов и вот — сорвался…

Он чертыхнулся, сдвинул фонарь, выпрыгнул из кабины. Внизу под горячим еще мотором растекалось пятно талого снега. Гринчик присел на корточки: так и есть, капот покорежило, сдавило гармошкой. Не чувствуя холода, разгреб снег руками: винт тоже был изрядно помят.

— Н-да… — протянул кто-то из стариков, осмотрев повреждения. — И интегралы, выходит, не помогли!

Гринчик не ответил. Возился в снегу, помогал трактористу прилаживать трос. Что он мог сказать? Сам виноват, один во всем виноват. Так и скажет на любом разборе, крутить не станет! Эх, до чего же неладно все получилось!.. Трактор легонько стронулся с места, самолет покачнулся и тяжело ухнул в снег. После этого Гринчик сказал:

— А теперь пошли в аварийную комиссию.

Летчики молча потянулись за ним. Анохин подошел, хлопнул его по плечу. Не робей, мол. Ну, вышла такая история. Бывает…

Галлай молчал. Он хорошо понимал друга, и, кажется, в первый раз не нашлось у него шутки — был он мрачен. Год назад и у Галлая была история в таком же роде: покорежил обшивку на скоростном бомбардировщике, разбил остекление. Ему тогда ничего не простили: ломаешь, голубчик, новые машины, иди-ка опять на старые. Месяца два пришлось ползать на бипланах. С них двоих спрос был особый. Нужно совершить что-то необыкновенное в воздухе — тогда только поверят. Десять раз повторишь подвиг — начнут признавать. А сорвешься хоть один раз — и начинай все сызнова.

Это и вправду так. Дело в том, что, почти одновременно придя на лесной аэродром, они успели окончить авиационные институты: Гринчик — московский, Галлай — ленинградский. Оба были, следовательно, дипломированными инженерами. А в те предвоенные годы тип инженера-летчика в авиации только складывался и — как бы это сказать помягче? — казался странным. [2] Напомню, что на лесном аэродроме уже работал опытный инженер-летчик А. П. Чернавский. Сложнейшие испытания вел Ю. К. Станкевич, также имевший инженерный диплом. Но они считались как бы счастливым исключением, и удача их никак не распространялась на всю «корпорацию».