Борис Орлов - Записки летчика-испытателя

"Чужой" самолет для пилотажника — что чужой да еще ненастроенный инструмент для музыканта. Самолеты, особенно легкие, хоть немного, но отличаются друг от друга: чуть не так отрегулировано управление, чуть не та центровка, не так тянет двигатель, и стоит из машины, к которой привык, пересесть в другую — все, пропадает чувство общности с ней. Поэтому хорошо отпилотировать — я имею в виду показательные и соревновательные полеты — на чужом самолете почти невозможно.

Ну, мы прекрасно понимали, что нам трудно было бы тягаться с командами Москвы, Киева, Минска, даже имея свой самолет, поэтому особенно не расстраивались, а старались больше посмотреть и увидеть нового. Посмотреть же было на что.

На празднике в день открытия соревнований летали почти все летчики ДОСААФ, выступавшие на недавно прошедшем в Москве, в Тушино, параде в честь Дня Авиации, и на нас, провинциалов, никогда не видевших ничего подобного, их полеты произвели сильное впечатление.

Особенно понравился пилотаж четверки Як-18П в строю "ромб" с ведущим Анатолием Студеновым, полет "голова к голове" Владимира Воловня и Вадима Овсянкина, одиночный пилотаж на Як-18П Джона Климова и пилотаж на планере А-13.

В Тушино последний номер выполнял С. Н. Анохин, в Калинине — другой летчик, но и он пилотировал очень здорово. Этот планер мог развивать скорость на пикировании до 350 км/ч и выл при этом, как маленький реактивный истребитель…

У себя в аэроклубе мне удалось слетать на А-13: управлялся он едва заметным движением руки, имел довольно большую скорость планирования на посадку, и вообще полет на нем не походил на медленный и величественный полет на других планерах. Соревнования шли своим чередом; запомнилось очень хорошее выступление команды Москвы, где выделялся Владислав Лойчиков, прекрасно летал киевлянин Юрий Трофименко, ставший чемпионом Союза по пилотажу, причем на обычном Як-18, хотя многие участники летали на более современных и маневренных "Тренерах" и Як-18П. Случались и казусы: в общем, все, как всегда на соревнованиях, независимо от их ранга.

Как-то я разговорился с мастером спорта из команды Орла Витольдом Почерниным, и он мне сказал, что тренируется по программе подготовки к чемпионату мира 1962 г.

Конечно, я возмутился, что до Сибири подобные программы не доходят, и решил узнать, в чем дело. Почернин посоветовал обратиться к секретарю самолетной секции Центрального аэроклуба Борису Петровичу Порфирову, который занимался этими вопросами. Порфиров сказал, что та программа до нас, видимо, еще не дошла, никакой дискриминации в отношении сибиряков не предусматривается, и предложил мне после окончания соревнований написать в ЦАК письмо с подробным описанием моей деятельности и достижений, если таковые имеются.

Борису Петровичу, да будет ему земля пухом, должны быть благодарны многие летчики и летчицы сборной начала 60-х годов. Он как-то умел распознать в безвестном порой пареньке или девчонке талант пилотажника, создать им условия для тренировки и потом, в сборной, умелым и ненавязчивым руководством и, что более важно, настоящим человеческим отношением довести задатки, заложенные в отобранном им летчике, до подлинного мастерства.

Среднего роста, большелобый, с легкими светлыми, зачесанными назад волосами, с мягким носом, который он частенько потирал характерным жестом — всей ладонью, с ироничной порой улыбкой, умеющий и пошутить, и принять шутку, Борис Петрович был очень симпатичным человеком.

Летчик-истребитель, участник Великой Отечественной войны и войны в Корее в 1950–1951 годах, обладающий и жизненным, и летным опытом гораздо больше нашего, он держался с нами запросто, по-товарищески, не чураясь и застольной компании. Выпить он был не прочь, но был из тех людей, про которых говорят: "Пьян, да умен — два угодья в нем!" — и не терял ни работоспособности, ни сообразительности.

Работал же он очень много: организация сборов, соревнований, тренировок, собственно тренерская работа — все лежало на его плечах. Сам Порфиров летал мало, в основном на формальные проверки, и в полете ничего не показывал, но глазом обладал замечательно зорким и подсказать мог ошибку и пути ее исправления удивительно точно.

Но, на свою (и нашу) беду, Петрович довольно-таки часто попадался на глаза начальству в то время, когда нужно быть от начальства подальше, и это привело в конце-концов к его удалению от сборной, а потом вообще из ЦАК. Недолго проработал он в Аэрофлоте, на нелетной должности, потом где-то еще, уже далеко от авиации, но при редких встречах всегда вспоминал о хороших временах, когда ему довелось работать со сборной.