Андрей Кудин - Как выжить в тюрьме

А-у-у! У-а-а!

Тихо. Никого не докличешься. Не удивляйся. Ничего необычного в поведении окружающих нет. С тобой общались, перед тобой заискивали и дарили подарки исключительно ради собственной выгоды, а вовсе не потому, что ты такой хороший и приятный в общении человек. Один человек достаточно быстро забывает о другом, как только тот, второй, перестает быть ему нужен.

Впрочем, это ещё не самое плохое из того, что может произойти. О тебе могут помнить. Кто даст гарантию, что твое имущество сейчас не делят между собой бывшие соратники в борьбе за денежные знаки, а на твою скромную персону не продолжают вешать дохлых собак? Представляю, как ты будешь приятно удивлен, когда всё узнаешь! Что интересно — никто не станет задумываться над тем, как это может отразиться на твоей дальнейшей судьбе. Мол, какая для него разница — всё равно сгниет за решеткой...

У одного из бывших сокамерников, назовем его Степой, осталось на свободе в обороте фирмы сто двадцать тысяч долларов США, не считая всевозможной чепухи, вложенной в оргтехнику и ремонт офиса. На воле остались два компаньона. По совместительству — друзья детства. Партнеры по бизнесу, погрустив некоторое время и изрядно поволновавшись, дабы волна неприятностей не коснулась их самих, распорядились деньгами следующим образом:

— десять тысяч передали семье арестованного друга. Естественно, от своего имени и в виде бескорыстной помощи, чтобы ни у кого не возникали сомнения по поводу их порядочности;

— десять тысяч дали следователю, чтобы он засадил приятеля по принципу “ чем на дольше — тем лучше”;

— оставшиеся сто тысяч поделили поровну, а так как освобождение бывшего коллеги планировалось не ранее, чем через пятнадцать лет, никто особо не торопился технично и красиво обыграть данную комбинацию.

Степа, однако, не собирался долго засиживаться в местах “не столь отдаленных”. Тюремное движение его напрочь не интересовало, а всевозможные воровские приколы местного производства он считал форменным идиотизмом, чем приводил в бешенство отдельных поклонников тюремного быта. Учитывая тот факт, что отдых на Средиземноморском побережье Степе нравился значительно больше, чем сон на казенных нарах, для меня нет ничего удивительного в том, что этот целеустремленный и волевой человек всё же вышел на свободу, не дожидаясь ни суда, ни приговора. Дело в отношении Степы было поначалу выделено в отдельное делопроизводство, а затем и вовсе прекращено.

Не знаю, насколько сильно обрадовались друзья детства, увидев Степу на свободе, но один из них через некоторое время куда-то делся. Второму повезло больше — он бросил всё и успел смотаться в Израиль. Добросовестный следователь и кое-кто из чиновников, помогавших упрятать Степу за решетку, вынуждены были поменять место работы, а зная Степин характер, я думаю, что это только начало.

В который раз прихожу к выводу, что люди довольно наивные и глупые существа. Им почему-то кажется, что всё забудется и затрется. Что можно безнаказанно врываться с обыском в чужие квартиры, размахивая перед носом постановлением прокурора, и ломать чьи-то судьбы в угоду собственной карьере и, конечно же, ради наживы. Упиваясь собственной безнаказанностью, они забывают простейшую, как забор, истину — ничто не проходит бесследно. Любое слово, любое действие, любой импульс обязательно возвращаются и в самый неожиданный момент бьют с удвоенной, с утроенной силой. Всему своё время.

Впрочем, хватит о слугах правопорядка. С ними и так полная ясность — они свою судьбу выбрали сами. Поговорим лучше о тех, с кем приходилось сталкиваться на воле, в обыденной жизни. Как они отреагировали на арест?

Больше всего меня взбесили обыватели, топтавшиеся со своими малолетними отпрысками на детской площадке, где обычно гуляют мои дети. Странно, правда? Ведь если объективно смотреть на вещи, как раз их отношение к происходящим событиям ну никак не могло ни на что повлиять. Очевидно, так устроен человек, что порой ничтожные мелочи ранят сильнее, чем целенаправленные удары.

Некоторые из тех, кто совсем еще недаво лез из кожи вон, стремясь завести знакомство с моими малышами, и расхваливал их во весь голос, вдруг демонстративно перестали с ними здороваться. Дети этого не почувствовали — они так и не поняли, отчего приветливые дяди и тети в один прекрасный день превратились в молчаливых, угрюмых прохожих. Я же отчетливо ощутил, что испытали семьи “врагов народа” во времена сталинизма. Палачи делали только часть работы, расстреливая и бросая в концлагеря, где люди умирали “естественной смертью”. Остальную часть работы выполняла толпа, создавая своеобразный вакуум вокруг родных заключенного, втихомолку отравляя им жизнь. Эта же самая толпа, когда стало модным говорить о реабилитации, кричала до хрипоты, что надо бы наказать виновных. (Только я вот что-то не помню ни одного громкого процесса, хотя некоторые из исполнителей всё ещё живы и получают за “добросовестный труд” персональные пенсии).