Александр Ступников - Отражения

Донатас Банионис — один из любимейших актеров тогда еще советских зрителей. Культовые фильмы «Никто не хотел умирать», «Берегись автомобиля», «Король Лир», «Мертвый сезон», «Солярис»… Всего — около семидесяти киноработ.

Последнее время его не видно в новых ролях. И время великих режиссеров, у которых он снимался — прошло. И Литва — уже не просто самостоятельная, а — в Европе. Да и сердце стало подводить — все-таки родился актер в 1924 году. Не вчера

В его небольшой квартире, в Вильнюсе, хотя обычно Баниониса связывают с театром в небольшом городке Паневежис, каждая деталь в доме говорит о том, что здесь живет мастер.

— Неужели никогда не возникала мысль покинуть Литву? Ну, когда Советы пришли, или немцы, или потом…?

Банионис:— Было такое. Впервые вам расскажу.

В 1944-ом бежали мы, вместе с режиссером Мельтинисом и еще одним человеком, на Запад, от Красной армии, но нам перекрыли дорогу почти у границы с Германией (Восточной Пруссией) и не успели проскочить. Но, может, как повернулась жизнь, и хорошо, что не получилось.

— Не думал, что Банионис пытался бежать от русских. А чего вам-то бояться было?

— Во время немецкой оккупации в Литве не было культурных государственных институтов, ни министерства, ни объединений. А мы работали в Паневежисе как литовский городской театр, ставили пьесы, играли на родном языке. В основном литовскую классику. Русских авторов, понятно, нельзя было. Но немецких авторов тоже не играли. Собственно, я там и начинал как актер. Труппа была, главным образом, из студентов. Вот и получалось, что работал «при немцах».

А мы очень боялись большевизма. Перед самой войной, за неделю, с четырнадцатого по шестнадцатое июня, в течение трех дней, по всей Литве прошли массовые аресты и депортации. И все думали — Господи, пришли бы немцы, спасли бы… Высылали за три часа. Ночью по городу ездили на грузовиках, со списками и забирали людей. Без суда, без объяснений. «У тебя, — говорят, — дядя враг народа». Или что-то подобное.

Это был приказ Сталина и разнарядка. «Выселить десять тысяч». Вот и выселяли. Хватали, чтобы отчитаться. Чтоб самих потом не обвинили в подрывной деятельности. Три ночи в Литве страшное, что творилось… Вот и боялись потом, что НКВД вернутся. Я, собственно, протянул время — можно было и раньше бежать.

Но мы ждали, что у нас американцы высадятся. А, когда поняли, что их не будет, то уже поздно оказалось…

И впервые я выехал в ту же Америку только в семидесятом году. Сложно было выехать. Приглашали не родственники, а одна организация. Так просто не выпускали. То — да, то — нет. Тянули долго. Но потом вмешались сверху, мол, пусть едет. И все равно, меня инструктировали в ЦК партии Литвы: «Ты там лишнего не говори…» Но им уже надо было выпускать. Чтобы показать миру, что в стране якобы нет «железного занавеса».

Поездил я тогда по приглашению по всей Америке: от Лос-Анджелеса до Балтимора и Нью-Йорка, посмотрел и подумал: «Хорошо, что „тогда“ убежать не получилось». «Не мое». Конечно, люди там богаче жили, чем в СССР. Ну что бы я, актер, делал бы в США? Там можно и на заводе работать — хорошо зарабатывать. Конечно, там даже тот, кто заборы красит, получал больше, чем я, уже известный в СССР. Но я-то понимал, что даже сейчас меня пригласили в Америку именно как актера, снявшегося в «Солярисе» Тарковского, у Жалакявичюса. В Голливуде, я посмотрел, хорошо работают. Но что я там буду делать, кому я там нужен?

Хорошо, что не удалось сбежать в сорок четвертом. Какой толк от этих денег, если не занимаешься своим любимым делом. Если ты — никто.

— А как вы относитесь к распаду Советского Союза? Вы ведь любимы…

— Очень хорошо отношусь. А зачем такой Союз нужен был? Это потом, «оттепель» пошла, стало легче. Но все равно — закрытое общество. Тебе там из Москвы звонят и говорят, что показывать. Да еще такие были, кто считал, что, мол, ты тут правду хочешь показывать? А разве партия не выше правды? Нет, я бы не хотел прежней системы. Хотя кто меня спрашивал? Кто нас спрашивал? Я что, хотел, чтобы был сорокой год, когда пришли Советы? Иди позже — когда ворвались немцы в Литву или Сталин хотел? Но это было. Без нас все происходило.

— Но сейчас, после революции, в Литве, возможно, как и в других постсоветских странах, похоже, какое-то затянувшееся время культурного безвременья…

— Конечно. Только почему «после революции?» Это не только у нас. Это везде, такой глобальный процесс. Я много бываю на фестивалях, езжу, но телевизор уже даже не включаю. Я уже знаю, что там будет: или кто-то морду бьет, или взрывает или стреляет. Больше ничего. Даже анонс, мол, что будет интересного — это мордобой, секс, убитые. Не показывают там сегодня Феллини, Бергмана или Тарковского…