Владимир Рудим - Баллада о дипкурьерах

Миновали первые послеисландские сутки. Первые сутки, показавшиеся вечностью.

В эту ночь совсем не спали. Утром Роберт принёс сандвичи и кофе. Он был мрачным, неразговорчивым. Щёки и подбородок чернила жёсткая щетина.

Георгий подошёл к зеркалу. Осунувшееся, небритое лицо. В раздумье постоял несколько минут. Театральным тоном произнёс:

— Брить или не брить? Вот в чём вопрос!

Энергично начал намыливать щеку.

Николай улыбнулся.

— Ты решил мучительную проблему гораздо быстрей, чем принц датский. А я всё ещё колеблюсь, как он.

Георгий взял бритву.

Приступ тошноты. Лёг на диван. Отдышался. «Нет, чёрт возьми, не сдамся».

Встал. Провёл несколько раз бритвой, опять тошнота. Проклятье! Плеснул в лицо холодной воды, горячей. В третий раз вынужденный перерыв. В чём же дело? А, вот: оттого, что видел себя в зеркале качающимся, тошнота схватывала сильней, чем обычно. Снова на диван.

Кожа дивана холодит сквозь тонкую нижнюю рубашку, постепенно становится легче.

— Коля! Я сейчас сделал открытие: от морской болезни можно спасаться на диване, только без пиджака, в одной рубашке или даже вовсе без неё: чтоб холодок пробрал.

На бритьё потратил целый час.

— Ну а ты, Николай?

Тот провёл рукой по подбородку.

— Чисто. Как на приём к английской королеве.

— На приём так на приём.

… Истекали вторые сутки. Ужин не принесли.

Ни у кого ничего нельзя узнать. Сиди жди, гадай. Георгий выглянул в коридор. Удачно — навстречу бежал шотландец. «Спрошу у него». Шотландец поравнялся с Георгием, поздоровался и, не задерживаясь, умчался дальше.

… Крейсер уже девять суток разбивает огромные волны и, взмыленный от снежной пены, то зарывается в валы, то повисает на их гребнях.

— Как ты думаешь, Николай, далеко ли будут преследовать наш караван фашисты?

— Увидим. Я не сторонник прогнозов. Особенно в таких рейсах.

И тут же, словно отвечая на вопрос Георгия, загрохотал главный калибр.

Однажды, когда дверь была открыта (только так можно было проветрить каюту), из артиллерийского отсека донеслось громкое «Нордкап». Дипкурьеры насторожились: «Нордкап» — норвежский мыс. Но что сейчас означает это слово? Караван проходит мимо Нордкапа? Или уже миновал его?

В памяти всплыла карта Норвегии. Норвегия казалась тесаком, древним-древним, с лезвием, изъеденным ржавчиной времени и холодными северными водами. А мысов столько на тесаке!

Нордкап где-то вверху. Ещё выше от него, в стороне, на северо-запад, — остров Медвежий. Опасный остров. Ведь на Медвежьем фашистская военная база.

В сентябре 1942 года вот так же, как теперь, мимо Медвежьего пробивался караван в Мурманск. Был там теплоход «Сталинград». И находились на нём два дипкурьера — Иван Хромов и Николай Шмаков. Они погибли. Теплоход торпедировала гитлеровская подводная лодка. Корабль быстро поглотила морская пучина. Спастись удалось лишь немногим из экипажа. Возможно, уцелели бы и дипкурьеры, будь они «порожняком», налегке. Но у них много диппочты. Если случится катастрофа — прежде всего уничтожить диппочту, чтобы она не досталась даже морю. Иван Хромов и Николай Шмаков так и поступили. Ценою своей жизни.

И вот Костюченко и Зайцев на том же маршруте, каким плыли Хромов и Шмаков.

— Далеко до Медвежьего? — спрашивает Зайцев.

— Наверное, уже близко… Почтим память Хромова и Шмакова.

Встали. Помолчали. Потом Зайцев сказал:

— Мне рассказывали такую притчу: там, где падает мёртвым солдат, поднимается дуб. Пусть не сразу, пусть через много лет, но обязательно вырастет. Ну а если человек погибает на море?

— Не сомневаюсь, что и тут есть притча. Возможно, даже трогательней, красивей. Но и без притчи мы с тобой знаем: остаётся память. Память людей. Долгая, вечная.

Георгий говорил медленно, подыскивая нужные слова, достойные такой минуты.

— Помнишь — на памятнике Теодору Нетте:

« Смерть наша будет отмщена

Грядущей пролетарской местью ».

Перевёл дыхание, положил руку на плечо Зайцева:

— Я чувствую, как память о Хромове и Шмакове делает меня сильней. А ты?

— И я.

Кнопка вызовов давно уже не нажималась: всё равно никто не придёт. Единственная возможность что-либо спросить у Роберта, когда он принесёт еду. Но что может поведать рядовой матрос? «Артиллерийская дуэль». — «С кем?» — «Конечно, с фашистской эскадрой». Вот и всё. А результаты дуэли? Не знает.