Уильям Грэшем - Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини

Гудини понял, что он уже не сможет выступать в одиночку или только с Коллинзом. Поэтому он объявил, что не будет возражать против участия в концертных эстрадных программах. Более того, такие приглашения будут им оплачиваться. С этого временя начались шатания между двумя театрами, расположенными довольно далеко друг от друга, театром «Кейта» на Востоке и «Орфеем» на Западе, где он работал вместе со своим другом Мартином Беком.

Однако Гудини чувствовал, что еще немного, и публика забудет о нем, и эта мысль не давала ему покоя. Программа театра Кейт включала показ мультипликационного фильма, короткометражного фильма и шести водевильных номеров, причем Гудини должен был выступать последним. Это были тяжелые номера, их трудно было показывать подряд, а уставшая публика не могла толком уследить за артистом. Номера включали трюки со смирительной рубашкой с иголками в положении вниз головой, и Гудини еле-еле исполнял их.

30 января Гарри был в Кливленде. Он должен был сопровождать мюзикл «Варьете 192-2» и восходящую комедийную звезду Уилла Махони. После войны больше всего любили мелодраму, комедию и песни: впрочем, все это популярно и по сей день.

В Питтсбурге большая часть программы была отдана звезде музыкальной комедии и джаз-оркестру, а на долю Гудини и его камеры для пытки водой оставалось немного. И в «Орфее» в Бруклине из девяти актов программы Гудини был отдан только пятый, в остальных актах выступал популярный Джон Стил, романтичный тенор, чей голос в записи на пластинке звучит почти в каждом американском доме.

Супермену Гудини было о чем подумать.

Весной этого же года в Америку приехал сэр Артур Конан Дойл, чтобы прочитать цикл лекций, посвященных спиритизму. Цикл открывался в Карнеги-Холл, и слушали его там «синие ленточки» [4] Члены общества трезвенников (прим. перев.). . Спустя несколько недель сэр Артур и леди Конан Дойл нанесли визит Гудини. Мужчины вместе поднялись в библиотеку. Просматривая книги по спиритизму, сэр Артур заметил, что в библиотеке мало «позитивных», как он выразился, книг по этому предмету.

18 июня в Атлантик-Сити, где обе семьи проводили вместе отпуск, леди Конан Дойл неожиданно спросила Гудини, не возражает ли он, если она попробует получить свидетельство загробной жизни его матери при помощи своих недавно выработанных способностей к автоматическому письму. Гудини согласился, и леди Конан Дойл провела сеанс. Она была в ударе. Послание, записанное с огромной быстротой на листках нотной бумаги, было как две капли воды похоже на обычные послания такого рода и состояло из набора выспренных банальностей: «О, мой дорогой, слава Богу, что я прорвалась наконец. О, как часто я пыталась… Теперь я счастлива. О, конечно, я хочу говорить с моим любимым мальчиком…» Так страница за страницей заполнялись тем, что диктовалось, по-видимому, подсознанием хорошо образованной англичанки, принадлежащей к верхушке «среднего класса». Ни одного слова из этого послания нельзя было с уверенностью приписать к мамаше Вейсс.

Гудини, если верить Конан Дойлу, был глубоко тронут посланием, и благородный рыцарь счел чувства Гарри достаточным подтверждением истинности послания.

Гудини, несомненно, испытывал какие-то эмоции, но это был не трепет и не переполняющая душу вера, а, по всей видимости, еле сдерживаемый гнев.

Еще до начала сеанса Бесс при помощи тайного кода, выработанного ими для эстрадных представлений, на которых Гудини «читал мысли», сообщила ему, что накануне вечером она рассказывала леди Конан Дойл о горячей привязанности Гарри к своей дорогой матушке. Во время беседы, которая, по-видимому, была продолжительной, Бесс упомянула, как Гарри любил прижиматься ухом к груди матери, чтобы слышать биение ее сердца. Она рассказала все, кроме двух важных вещей: во-первых, мамаша Вейсс не говорила по-английски и, во-вторых, 18 июня был ее день рождения, который Гудини всегда отмечал.

Долгий и вдохновенный бред Джин Конан Дойл взбесил его, но поскольку знаменитый писатель и его жена были так обезоруживающе искренни и, кроме того, были его друзьями, он не мог позволить себе дать выход гневу. Поэтому он, как писал Конан Дойл, «покинул комнату в состоянии сильнейшего волнения».

22 июня был днем годовщины свадьбы Гарри и Бесс, который они всегда праздновали. В этот вечер они взяли сэра Артура с женой с собой в театр. Вечер был прощальным, так как супруги Конан Дойл на другой день отплывали домой. В театре показывали пьесу Рэймонда Хичкока, и тот был в прекрасной форме. Он представил супругов Конан Дойл публике и попросил Гудини показать что-нибудь в их честь. Гарри сделал вид, что смущен, но, подбадриваемый Хичи, сэром Артуром и настырной публикой, вышел на сцену и обнаружил, как это ни странно, у себя в кармане пять пакетов штопальных иголок и катушку с нитками…