Ирина Ясина: История болезни. В попытках быть счастливой

– А меня держать рядом с этим холодильником!.. Пожизненно. А как же мои поездки – командировки?

Раньше я думала, что склероз – это когда что-то забываешь. Помните шутку – ничего не болит и все время много новостей? Моя болячка оказалась иной. Это тяжелейшее аутоиммунное поражение центральной нервной системы. Без видимых причин происходит сбой в иммунитете, и он начинает бороться не с внешним вирусом или другим раздражителем, а с твоим собственным белком. Конкретно, с белком миелином, обволакивающим нервные окончания. Что происходит с электрическим проводом, лишенным обмотки, изоляции? Его коротит. Ток по нему не доходит до цели. Так и с сигналом мозга. Нервные окончания, лишенные миелиновой оболочки, не передают сигнал. Мышцы, постоянно не получающие команд, слабеют. Помните присказку, что нервные клетки не восстанавливаются? Так это про рассеянный склероз. А самое жуткое, что этот иммунный ответ невозможно исправить. Болезнь – как атомная реакция. Будучи запущенной, не останавливается. По крайней мере, пока никто, нигде в мире не знает, как это сделать.

Я приехала из больницы домой. Положила бетаферон – нового спутника жизни – в морозилку и стала ждать реакции на первый укол. Мне его сделали в больнице. Часа через три началось: ломота в костях, озноб, температура лезет. Такой полномасштабный грипп. День пропал, оклемалась ближе к ночи. Ничего, можно жить, главное, чтобы помогло! А температура – это ж только недели три.

Температура поднималась месяц, второй, все лето…

С начала лета мы с дочкой уехали в Англию. Она – на летнюю четверть в обыкновенную тамошнюю школу учить язык. А я со своим чемоданчиком с бетафероном и льдом – в соседний город, жить в пансионе и типа совершенствовать свой английский. А на самом деле зализывать раны. В Москве делать мне было нечего, хотелось оторваться от родного города, в котором я стала какой-то неприкаянной.

На выходных я ездила на электричке к Варюше, а по будням бродила вдоль моря, ставила себе задачи – сколько я должна пройти сегодня. Мне тогда еще казалось, что тренировками можно многого добиться. Планировать что-то на будущее я не решалась, горизонт планов был месяц максимум.

В пансионе я встречала милого пожилого мужчину, который по вечерам играл на скрипке в холле. И он и я жили уже около месяца, а остальные постояльцы все время менялись. Он начал подсаживаться ко мне после ужинов.

Как я была не уверена в себе – караул! – я в подростковом возрасте чувствовала себя лучше. Комплексы росли во мне со страшной силой. А еще эти температуры через день! Я стала колоться на ночь, чтобы оставалось для жизни дневное время. Это слабо работало – всю ночь меня бил озноб, и утро я встречала разбитая и вымотанная.

Кроме того, уколы оставляли следы. Красные пятна вокруг мест инъекций на животе и ногах постепенно превращались в синяки. Их становилось все больше. Стояло жаркое лето, но о том, чтобы раздеться на пляже, я не могла и мечтать. Я, всю жизнь жизнерадостно демонстрировавшая свои красивые коленки окружающим, носила исключительно брюки или юбки до щиколотки. Предплечья тоже были исколоты.

Еще одну странную для меня попытку разорвать сужающийся круг болезни я предприняла осенью 2000 года. После возвращения из Англии. Читая совершенно не медицинскую, а совсем даже общественно-политическую книжку про историю Югославии второй половины XX века, я наткнулась на рассказ о якобы произошедшем в Боснии незадолго до начала югославского кошмара явлении Божьей Матери. Я бы не обратила никакого внимания на это, я ведь человек совсем нерелигиозный. Но вслед за описанием самого явления Девы Марии шести детишкам рассказывалось о том, что Меджугорье, в котором все произошло, стало местом паломничества. Люди поднимались на гору явлений, где и видели Марию дети, и там молили о чуде. В книжке было написано, что было много случаев излечения. Вот, например, от рассеянного склероза.