Алексей Щербаков - Терроризм. Война без правил

Для него это было слишком мелко. Бакунин в молодости вдоволь побегал по горячим точкам революций 1848 года, так что мечтал и в России устроить что-нибудь эдакое. Петр Никитич Ткачев, называвший свои взгляды «якобинством», ратовал за захват власти небольшим революционным меньшинством. Петр Лаврович Лавров более налегал на пропаганду среди народных масс. Все эти ребята (кроме Чернышевского) сидели на Западе, но их труды проникали в Россию и массово обсуждались. Сюда же подверстывался литературный критик Дмитрий Иванович Писарев с его размашистым отрицанием авторитетов. Точнее, работы Писарева были чем-то вроде курса молодого бойца. Ознакомившись с ними, можно было переходить и к более крутым авторам.

В общем, 60-е годы XIX столетия – это время бесчисленных молодежных кружков, занятых в основном дискуссиями на тему революционного преобразования России. Особая среда, в которой вращались будущие бунтовщики, постепенно и сформировала основу для экстремистких течений.

Без этой среды, играющей роль своего рода питательного бульона для экстремистов, никакое серьезное террористическое движение невозможно. В России возникло общественное движение, которое назвали «шестидесятниками». (Примечательно, что одноименные товарищи, появившиеся спустя 100 лет, получили свое название отнюдь не случайно – и именно по ассоциации с движением XIX века.) Никаких строгих рамок оно не имело. Однако своих шестидесятники находили с полуслова. Как и всегда в таких случаях, главным отличительным признаком была система взглядов, согласно которой в России все в существующем государстве было плохо и все надо было менять как можно быстрее. Имелась и соответствующая терминология, и «джентльменский набор» идейных и литературных пристрастий. К примеру, из литераторов, кроме Чернышевского и Писарева, положено было любить поэта Николая Некрасова и его эпигонов. Если вы его не любили, то на вас глядели косо. Разумеется, все эти ребята считали себя шибко продвинутыми, а на всех остальных смотрели свысока как на ничего не понимающих обывателей.

При этом не стоит думать, что шестидесятники являлись эдакой сектой с жесткой идеологией. Наоборот. Люди спорили до хрипоты, иногда переходя на мордобой, кто лучше – Бакунин или Ткачев. Но вот стороннику монархии тут было делать нечего. Его бы просто слушать не стали. Причем в те времена кружки народников не группировались по «измам». Считалось не особо важным, кому какая доктрина более нравилась. Главное – есть «мы», и есть «они». Консерваторы, реакционеры, ретрограды и так далее. А главной ценностью являлся народ.

«Места тогдашних социально-революционных изданий, где возвеличивался серый простой народ, как чаша, полная совершенства, как скрытый от всех непосвященных идеал разумности простоты и справедливости, к которому мы все должны стремиться, казались мне чем-то вроде волшебной сказки».

(Н. А. Морозов, революционер)

Эта среда была очень притягательна для молодежи. А как же! Посидел на паре сходок, прочел пару-тройку книжек – и чувствуешь себя самым умным. Тем более что книжки-то запрещенные. Романтика… Подогревали эти настроения многочисленные «студенческие истории» – ребята в вузах бузили по поводу и без. Это входило в правила игры. Особенность такой среды в том, что она затягивает. В самом деле – все друзья и подруги тут. А ведь человек чаще всего, что такое хорошо и что такое плохо, определяет, исходя из мнения своего непосредственного окружения. Как говорят социологи, «референтной группы».

Судьба подобных общественных движений складывается по-разному. Чаще всего они вырождаются. Участники вливаются в обычную жизнь, возможно, в душе сохраняя некие «идеалы», что не мешает им жить, как все. Однако иногда выходит и по-иному. Находятся энергичные ребята, которые говорят: «Да сколько ж можно болтать? Пора дело делать!»

В случае с шестидесятниками дело пошло по второму пути. Тем, кто хотел действовать, были ближе идеи Петра Лаврова. Точнее, молодых радикалов увлекла идея «хождения в народ». Смысл понятен из названия. Предполагалось, что люди, одевшись в крестьянскую одежду и прихватив кое-какую литературку, двинутся в российскую глубинку, агитируя за революцию.

Идея захватила широкие народные массы. Тех, кто не очень спешил идти в народ, стали пренебрежительно называть «либералами», подразумевая под этим «болтуны». Разумеется, члены кружков подстегивали друг друга по принципу «а вам слабо?».