Павел Хлебников - Разговор с варваром

[ПХ]Когда вы начали подпольную работу?

[Х-АН]Девятнадцать лет мне было. В университете. У че­ченов это было так: тайно собирались, обговари­вали, говорили. То есть были попытки понять. А когда я пообщался с друзьями и увидел, что той же болезнью болели и другие чеченцы, когда мне стали рассказывать, когда я сам увидел... тогда я понял, что действительно мы сегодня завоеваны, что над нами насилие, что нам нужно освобож­даться. В Москве уже были люди, которые старше меня, некоторые учились, скажем, на пятом курсе и в аспирантуре, то есть люди уже знания какие– то имели... Это же первые поколения, которые вообще получали знания. В общем, некоторые ве­щи были понятны, а дальше пытались понять. А потом стоял вопрос: что делать? Я медленно тлел, чтобы разжечься. И это так долго тянулось, где-то года два, и потом я уже более конкретные шаги предпринял в этом смысле.

Единственное, что у меня было с самого нача­ла, —• это чувство собственного достоинства, ког­да везде были русские и получалось, что чуть ли говорить на чеченском языке они считали идио­тизмом. Приходилось за выживание бороться. И везде, по городу, я каждый день выходил специ­ально драться. Драться, и самому завоевывать территории, и говорить, что «там» я.

[ПХ]А зачем драться?

[Х-АН]Надо было утверждаться. Потому что чеченцы на второстепенном положении были. С первого же раза меня повели в милицию и... виноват ты, не виноват – ты чеченец. Здесь, если даже русский виноват, – ты будешь виноват. И никто не разби­рается. Поэтому я даже метод выдумал: одних русских защищал против других русских. Потом мог тех защищать против этих. Но всех подчинить надо было. Ну когда ты защищаешь одних, за тебя заступаются другие. Милиция заступается и так далее.

Сразу скажу: я не был ангелом. Жизнь раз­гульную вел. А те товарищи, которые более идей­ные были, – они больше по политической линии работали. Мы комитет по освобождению Чечни создали, а в комитете на меня возлагались задачи,которые... Ну каждый день там ходить, заседать – все такие организационные моменты я не особолюбил. Они мне поручали деньги добывать, одеж­ду – такого рода задания.

[ПХ]Как вы их добывали?

[Х-АН]По-разному. Естественно, противозаконно. Ну и другие поручения я тоже выполнял, когда нужно было дома коммунистов терроризировать. Тех, ко­торые чрезмерно пытались чеченцев придавливать. Я буквально врывался к ним в дом и... Ну очень много методов было. То есть здесь рамки никто и не ставил – что этого нельзя было делать. Нам нужно было освобождаться. Задача так стояла.

[ПХ]Вы занимались вытеснением русских из квартир?

[Х-АН]Нет, я не делал этого. Из квартир вытеснять невоз­можно было в тех условиях. Делалось вытеснение другое. То есть когда нужно было надавить на че­ловека, который стал очень серьезной проблемой в Чечне, который чеченцев с работы выгонял. Или же, наоборот, когда нужно было его подчинить или с него материально взять. Если нужно было тряхануть, так и трясли его – то есть с него деньги брали. Это и в Чечне, и в Москве делалось, это везде делалось. Но когда вы говорите вытеснять: вытесняли мы чисто в Чечне. А в других местах в основном задача стояла больше подчинить...

[ПХ]Итак, в Чечне вы не занимались вытеснением русского населения из Грозного?

[Х-АН] Нет, нет. Этого нельзя было делать, и я этого не делал. Я говорю про коммунистов, тех, которые были на ответственных постах.

[ПХ] Если вам нужно было прижать какого-то комму­ниста на ответственном посту, что вы делали?

[Х-АН]Ну, во-первых, они часто выезжали в Москву гу­лять. И к нам доходила информация... Ну разные пути бывали, как оказаться в одной компании с ним.

[ПХ]И что потом? Избивали?

[Х-АН] И такое могло быть. По-русски, вернее, по-аме­рикански называется рэкет. А по-исламски газа­ват. Скажем так. (Смеется.)

[ПХ]В результате вы хотели, чтобы этот начальник не только подчинился, но и что-то вашей группе от­стегивал?

[Х-АН]Или отстегивал, или кого-то там освободил, или кого-то на работу поставил. Ну тысяча разных во­просов. Надо было выживать. Потому что когда вернулись чеченцы из ссылки, им было очень трудно жить.

Только не надо идеализировать историю. В депортации и даже по возвращении из ссылки, в 1950-е и 1960-е годы, че­ченцы действительно испытывали огромные трудности. Но позднее речь шла уже не о выживании чеченцев, а о выжи­вании русского населения Чечни. Освободительная борьба превратилась в бандитский разгул. То же происходило в Ко­сово, когда мусульмане вытесняли сербов с их потомствен­ных земель, – примитивная этническая чистка, сопровож­дающаяся самым обычным бандитизмом.