Александр Эткинд - Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век

В Госдепартаменте развертывалась борьба между теми, кто относился к Советскому Союзу как к серьезной и, в перспективе, опасной проблеме международных отношений, и теми, кто просто рассчитывал на дружбу с «дядюшкой Джо», как американцы называли Сталина. Популярный госсекретарь Корделл Халл не слишком интересовался текущими вопросами и был особенно далек от советских дел. В 1938 году он вызвал Кеннана, чтобы с его помощью разобраться, что стало с американскими коммунистами, эмигрировавшими в СССР. Тысячи выходцев из Миннесоты, Нью-Йорка и Чикаго поехали строить социализм в СССР, а потом пропали в ГУЛаге. Кеннан видел этих людей в Москве и отлично знал, что с ними потом стало. Но он никак не мог объяснить этого Халлу; тот не верил, что люди, пусть даже русские коммунисты, могут вести себя так нерационально, чтобы уничтожать собственных сторонников. Кеннан настаивал на своем и видел, что только разрушает доверие Халла к себе и другим «русским специалистам».

Почти все эти «русские специалисты» Госдепартамента были обязаны своей карьерой Буллиту. Теперь они собрались в Восточно-европейском отделе Госдепартамента под руководством Роберта Ф. Келли и писали меморандумы, которые никак не сходились с восторженными донесениями посла Дэвиса. Внезапно и без объяснений отдел Келли был закрыт в 1937-м, а сам он отправился советником в Анкару. Кеннан потом писал, что закрытие отдела стало результатом «советского влияния на самых высших эшелонах власти»; он удивлялся, что Маккарти не заинтересовался теми, кто расправился с Келли и его отделом. Кеннан не назвал своих врагов в Госдепартаменте, которых фактически объявил советскими шпионами или, в терминах Маккарти, агентами влияния. Одним из лидеров этой победившей фракции был Дэвис; другим был дальний родственник Рузвельта Самнер Уэллес, который стал в 1937-м заместителем Госсекретаря. Он и устроил чистку в Госдепартаменте, избавляясь от региональных отделов и их сотрудников. Специалист по Южной Америке, Уэллес не видел особых проблем в отношениях с СССР и поддерживал веру Рузвельта в то, что СССР – прогрессивное государство и вероятный союзник, а ключом к возможным трудностям послужат личные отношения президента со Сталиным.

В мае 1940-го, сразу после немецкого вторжения в Нидерланды, роль личного представителя Рузвельта занял Харри Хопкинс. Опытный администратор, он совсем не имел международного опыта, но долго работал в системе социальной помощи, созданной Новым курсом. Он симпатизировал социалистическим идеям и, кажется, восхищался Советским Союзом. Оценивая его роль, Буллит писал об «абсолютном невежестве» Хопкинса во внешней политике; но его политика работала, и это приходилось признать. «Все американцы хотели верить в то, что Советский Союз таков, как говорит Харри Хопкинс», – рассказывал Буллит. Его обиду понимали все, кто принадлежал к окружению Рузвельта: Хопкинс занял в американской политике военных лет именно то место, на которое претендовал Буллит, а опыт и взгляды их были разными. И о врагах, и о союзниках Буллит знал неизмеримо больше, а в его способностях переговорщика сомневаться не приходилось.

Челночная дипломатия Хопкинса, много раз за время войны летавшего между Вашингтоном и Москвой, обеспечила функционирование ленд-лиза и, несомненно, помогла победе 1945 года. Но его же действия, поддержанные Рузвельтом, привели к Ялтинской конференции, советскому контролю над Восточной и Центральной Европой и наконец, к холодной войне. Беседуя с Рузвельтом, Буллит возражал против политики безусловной поддержки СССР, которую проводил Хопкинс. Мы не знаем, лучше или хуже стали бы результаты военного сотрудничества, если бы за ленд-лиз отвечал Буллит; но его действия наверняка были бы совсем иными, чем действия Хопкинса. В 1941 году он изложил Рузвельту свою философию. Сталина нужно поддерживать в той мере, в какой он полезен; ему жизненно необходима американская помощь, и если выставить ему условия, он их примет. Советский Союз является союзником, но от этого он не стал современным, миролюбивым и демократическим государством. Рузвельт согласился с аргументами Буллита, а потом сказал, что просто верит Сталину. Если он, Рузвельт, «будет предоставлять ему все, что может, и не будет просить ничего взамен, тогда Сталин, noblesse oblige , после войны не будет заниматься аннексиями», а будет вместе с ним, Рузвельтом, строить мир и демократию. Буллит напомнил Президенту, что «говоря о noblesse oblige , он имеет дело не с герцогом Норфолкским, а с кавказским бандитом, который, если получает все в обмен на ничто, просто думает, что ему попался осел».