Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)

Легкие жгло раскаленным воздухом – сколько позади кроссов и марш-бросков, но такого он не помнил – ноги проваливались во взбитые мотыгами борозды, бедра каменели, а слева за стеной не утихала бешеная стрельба. Значит, живы. Надо успеть раньше. А долгая борозда все не кончалась. И до того как он успел перемахнуть через дальний дувал, там, за этой стеной, так же внезапно стрельба прекратилась. Вырвавшись в переулок, бросив взгляд влево, вправо, он наудачу пустил очередь вслед убегавшим «духам» и в оцепенении пошел навстречу к солдатам.

– Все целы, никого не зацепило. – Алексеев тяжело дышал, но горячий румянец на его щеках говорил о торжестве. – Мы дали им, мы дали!

Ремизов оттаял, глаза повлажнели, тяжелый камень упал с груди.

– Рейхерт, ты все видел, доложи обстановку.

– Их пятеро было, все в плоских шапочках, одна из них женщина в малиновой одежде. Они нас не ждали, а то покрошили бы в капусту, тут расстояние меньше ста метров. Мы упали, начали долбить, как придется, тут уж не до прицеливания.

– Аверьянов, а ты как?

– Пронесло, товарищ лейтенант, я стрелял, два рожка выпустил.

– Перезарядил, значит. Ну а что ж не попал?

По лицу Ремизова блуждала улыбка. Их, этих мальчишек, десять лет в школе на примере отцов и дедов готовили к подвигу. А вокруг – оглянись – сколько лет ничего не происходило, пятилетние планы, партийные съезды, дутые показатели роста. БАМ, грандиозная стройка последних десяти лет, и ту закончить не смогли. И вот им дали шанс. Теперь и эти ребята причастны к великим свершениям. Да и черт с ним, что не попал, себя отстоять смог – и то слава богу.

Аверьянов, бледный, все еще дрожал от перенапряжения и смущенно произнес:

– В следующий раз попаду.

– Молодец, Аверьянов, не дрейфь, теперь пойдешь за мной. Саленко, ты как? Это не на зайца в подмосковных лесах охотиться.

– А хоть бы и на зайца. Что здесь, что там, главное – все видеть и слышать, двигаться осторожно. – Он отважно посмотрел на взводного. – Конечно, когда очередь над головой в дувал ударила, думал все… конец. Однако жив. Поохотимся еще.

Ремизов оглянулся на других солдат, которые послушно подтянулись на место недавнего боя. Опустившись на корточки, они сидели у дувала и ждали своей участи, дальнейшей команды. Олейник прижался к глинобитной стене, для него главное – пережить сегодняшний день. Господи, помоги. Ищанов за его спиной шевелит губами, считает, сколько дней осталось до дембеля. Сто семьдесят девять дней. Беккузиев побледнел, это видно и на его смуглой коже. Пусть Черный под пули лезет, ищет приключения на свою задницу.

– Всем наблюдать! – во весь голос крикнул Ремизов. – В своем секторе! Сопли не жевать, увидел – бей! Алексеев – в конец колонны к Шанобаеву, обеспечить тыл.

Взвод пришел в движение, люди, озабоченные первым явлением войны, были сосредоточены и напряжены. «Теперь они знают, чем пахнет настоящий порох, но главное, чтобы не испугались, – мимоходом скользнула мысль, – еще поживем».

– Товарищ лейтенант, можно я буду рядом с вами, – его догнал Кныш.

– Это еще зачем?

– Ну что-то вроде телохранителя, с вами интересней.

– Да? Вот уж не думал. Ну оставайся, наблюдай справа.

Время уже давно перевалило за полдень. За последние пять часов взвод Ремизова прошел, судя по местности, более десяти километров. Ноги легонько постанывали, из-под панамы на брови и виски сочился пот, яркое, совсем не апрельское, солнце рассеивало внимание. Кишлак казался бесконечным, а они все шли и шли, уповая только на компас, поскольку в бесчисленных, не обозначенных на карте переулках уже столько раз меняли направление, что определить свои координаты среди высоких дувалов и виноградников Ремизов и не пытался. Где-то впереди лежало небольшое озеро, вблизи него он рассчитывал сориентироваться наверняка. Теперь он шел во взводе первым. Так было проще выбирать направление в зависимости от местности и вести людей, а его уверенность в себе, готовность к бою достигли верхнего предела, азарт охотника смешался с азартом волка. Первый настоящий бой взбодрил взвод, с той минуты каждый солдат знал, что это такое. А командиру взвода вдобавок было важно, чтобы сегодня не случилось никаких осложнений, пусть память о боевом крещении будет чистой, как чистая победа. Сегодня не должно быть раненых, а об убитых он еще не умел думать. Несколько раз среди дувалов мелькали те самые плоские шапочки, паколи, видел он и женщину в длинной малиновой рубахе – молодая, стерва, – но прицельно выстрелить ему ни разу не удалось. «Духи» их не оставляли, кружили, как стервятники, стараясь подкараулить и застать врасплох. Но это только подогревало интерес, шла настоящая охота, в лицах Саленко, Рейхерта, Кныша взводный видел хищные взгляды и хладнокровный расчет настоящих солдат. И его это радовало и даже забавляло.