Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)

– Спросим. Касымов, вызови ко мне Федорова.

Сержант Федоров возглавлял часть своего отделения на правом, противоположном от минометчиков, фланге поста и пользовался доверием командира.

– Крик был, это точно.

– Похоже, что у нас результат, наблюдателя завалили, – помедлив, сделал вывод Ремизов. – Но надо получить подтверждение.

Пост радиоперехвата по их просьбе внимательнее прослушивал ночной эфир, и под утро от него пришло сообщение, что этой ночью в районе Паршара, то есть рядом с «Одессой», один из моджахедов получил тяжелое ранение. Все сошлось…

После завтрака пост построился, а точнее, собрался в самом широком месте траншеи.

– Проведем плановые политзанятия, – Ремизов оглядел свой чумазый, но сытый личный состав.

Ночная тренировка прошла хорошо, организованно, пост показал выучку и добился результата. «Духа» завалили, можете не сомневаться. Но вы должны точно знать одну важную вещь. Самую важную вещь! Это не тир, где мы ведем огонь по мишеням – это война. Никто из вас не должен подумать, что он стрелял в человека и убил человека. Солдат стреляет в душмана, во врага, и убивает именно душмана. Здесь, в Панджшере, вы защищаете братский афганский народ, его надежду на будущее. Полураздетый, полуголодный, неграмотный. Вы сами видели, как они зимой босиком в резиновых галошах ходят. Вы знаете, что они едят – черствые кукурузные лепешки. У них нет ни радио, ни книг, ни газет. Нам есть что и кого защищать. И, кроме нас, им никто не поможет. Ну разве не так? Сержант Федоров? Присяжнюк? Касымов?

– Так, товарищ старший лейтенант. Так.

– Они конституцию вот только приняли. С колен встали. Землю получили. Паранджу сняли. А их назад – в рабство. А мы рядом, через речку – и мы на все это смотреть будем? И разводить руками. Они нас о помощи попросили. И мы пришли к ним с помощью, с интернациональной помощью, потому что мы – Советский Союз. Мы лучшие. Сегодня лучшими были вы. Так и напишите домой, ротный сказал. Рядовой Касымов, выйти из строя! – Из глубины строя в первую шеренгу протиснулся гранатометчик. Ремизов расправил плечи, торжественно приложил ладонь к краю шапки. – За успехи, достигнутые в ходе выполнения учебно-боевой задачи, объявляю благодарность!

– Служу Советскому Союзу!

– По прибытии в полк буду ходатайствовать о представлении к медали «За боевые заслуги». Служи, солдат. А теперь, это касается всех воинов ислама и всех воинов-крестоносцев, всем умываться с мылом и снегом. Утренний осмотр я сам проводить буду.

– Рем, ты же врешь, ты же на самом деле думаешь по-другому. – Кондрашов уперся в него строгим вопросительным взглядом.

– То, о чем я думаю, никому знать не положено. Но есть простой принцип познания – от простого к сложному. Солдаты смысл понять должны, смысл своей работы, службы. А государственная политика, международная реакция – не их дело. Это как чемодан с двойным дном. Дороги, фабрики, дома мы строим? Строим. Их революцию защищаем? Защищаем. Финансовая помощь – как непересыхающая река. Мы для афганского народа не враги – друзья, очень выгодные друзья, ведь так? Так. Так что же ты спрашиваешь? Ну, отвечай. Молчишь ты потому, что эта дружба нам слишком дорого стоит. Вот и здесь, в Панджшере, за два года обстановка лучше не стала. Так вот – это им знать рано, а нам с тобой – самое время. Солдат не должен сомневаться в том, что он исполняет, его служба – это и есть его вера.

После того как на двадцать четвертом посту сменились офицеры, после того как, отслужив с достоинством и честью, как того требует устав, уволился сержант Фещук, психологический «портрет» службы изменился. Оборудованный по самым высоким требованиям командира роты Ремизова, пост к тому времени стал крепостью, и вероятность нападения на него снизилась почти до нуля. Первым это понял и оценил новый старший поста, лейтенант Мирзоев, прибывший в полк прямиком из учебного центра в Азадбаше. Следом за ним это поняли и все солдаты, потому что не стало ночных тревог, проверок несения службы часовыми. Медленно и однообразно потекли зимние дни, расплющенные низкими, тяжелыми тучами, внезапными порывами ледяного ветра. Началась окопная тоска. Мирзоев почти все время проводил в теплом блиндаже поста радиоперехвата с земляками, тяга к дому, к родному языку всегда объяснима, тем более что с одним из радиоразведчиков они раньше жили в Душанбе на соседних улицах. За службу он был уверен, потому что два крепких парня, Оспанов и Дуйсембаев, пообещали, а он им поручил все организовать согласно уставу. И ротный говорил, что они хорошие солдаты, в бою не подведут.