Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)

– Вперед! – громко крикнул ротный.

– Как вперед? Там люди! – Механик с огромными черными глазами на смуглом лице ничего не понимал.

– Дай полные обороты на холостых, погазуй – и вперед!

Ремизов и сам видел, что там люди, другое дело, что он не видел выхода. Он также знал, что неуправляемая толпа агрессивна и опасна. Когда его быстроходный дизель взревел, выбросив вверх заряды сизой гари, он резко поднялся с башни, встал рядом с люком механика, держась за ствол орудия и дико вращая глазными яблоками, крикнул во чрево многоголосой толпы:

– Дорогу!

Толпа чуть ослабила напор, переключив внимание на офицера, и траки гусениц хищно лязгнули.

– Дорогу!!!

Его яростный крик над приглушенным гомоном толпы пронесся порывом ветра. Толпа почувствовала чью-то новую волю, не успела ее переломить и подалась. На какой-то миг она стала управляемой, послушной. Колонна двинулась. Теперь ее никто не мог остановить.

– Ты что же делаешь, балбес? Это же твои родственники, – с жутко бьющимся сердцем, не успев остыть, в запале Ремизов набросился на Курбанова. – Ты этого старика без кормильца оставил.

Но после разъяренной толпы механик ничего не страшился, даже если ротный даст в ухо, все ерунда. Они же разорвать на куски могли… Пришлось бы стрелять… Его мысли, прикрытые шлемофоном от внешних шумов, не реагировали на обидные слова. Ремизов сорвал с курчавой солдатской головы шлемофон и тяжело сел рядом с люком на ребристый броневой лист, нервная волна уже ослабла.

– Что они тебе кричали?

– Что меня Аллах покарает. Проклинали. Обзывали неверным, хотели побить. А что я? Этот бабай с ишаком сам лез прямо под «гусянку». Чем легче управлять: ишаком или большой машиной? Вот я и кричал, чтобы крутили хвосты своим ишакам.

– Испугался?

Курбанов в ответ молча отвернулся.

Когда Ремизов остановил свои БМП в назначенном месте, за Чарикаром, вблизи расположения мотострелкового полка, для встречи автомобильной колонны, к нему подошли штабные офицеры.

– Слушай, командир, а ты здорово разобрался. – Светловолосый капитан в наглаженной форме, с легким запахом одеколона, оттеняющим запах дорожной пыли, со значением покивал головой: – Чувствуется хватка мастера.

– Закуривай, – протянул ему пачку сигарет другой капитан, чуть полноватый, флегматичный, явно перехаживающий своего «майора», окинул его новым оценивающим взглядом. Ремизов отказался от сигарет, и он продолжил: – Двести чеков ты, конечно, сэкономил, но иногда лучше извиниться и заплатить. И весь этот базар с раздавленным ишаком был бы улажен.

Молодой офицер посмотрел на него с вопросом, совершая одно из самых важных открытий в своей жизни – он понял, зачем люди придумали деньги.

По песчаной гарнизонной дорожке навстречу Ремизову, поблескивая стеклами очков и расплываясь в широкой улыбке, шел Марков. Одетый в новое полевое обмундирование, ухоженный, посвежевший, в сверкающих туфлях, он походил на настоящего штабного начальника, инспектирующего свои владения.

– Арчи, ты? Здесь, в Чарикаре? Какими судьбами!

– Сколько зим, сколько лет! – Ремизов раскрыл руки, принимая в объятия давнего и почти забытого друга, – Мишка, ты как? Ты где? Вот ведь служба, некогда вспомнить, я уж не говорю – связаться. Сам-то сюда как попал?

– Да я в сто семьдесят седьмой полк за личным составом, за пополнением. Потом, обо мне потом. Дай я на тебя погляжу. – Марков отстранился и удовлетворенно, почти восторженно, с легким привкусом зависти рассматривал своего бывшего напарника. – А ты заматерел. Настоящий боевик, настоящий офицер.

– За два года рейдов да горной жизни не то что боевиком, аборигеном станешь. А ты, я смотрю, в командный состав выбился, обмундирование с иголочки, туфли, как зеркало.

Они присели на скамейку, прикрытую масксетью.

– Как там наши, термезские?

– Знаешь поговорку: ты да я, да мы с тобой. Савельев, Мамонтов, Черкасов да Петрович – вот и все наши. А новости? С сентября стоим на постах – вот и все новости. Я с Кондратом на тридцать третьем, напротив Паршара, помнишь такой кишлак, нет? За эти месяцы он мне все уши прожужжал, все про Питер да про Питер.

– А я из Питера вот, совсем недавно груз «двести» возил. К командировке двенадцать дней отпуска пристегнул. Видел жену Толика Рыбакина, хорошо выглядит. Только назвать ее вдовой язык не поворачивается – она весь год на танцы в наше училище ходила, подыскивала себе будущего лейтенанта. Похоже, что нашла.