Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

24 ноября 1911 года, когда на базу повернули Б. Дэй и Ф. Хупер, вновь последовало приказание пополнить запасы на складе Одной тонны, поскольку это было важно для возвращавшихся с полюса. Спустя почти месяц, отправляя на базу Э. Аткинсона, начальник экспедиции просил его самого встретить на собачьих упряжках возвращающийся полюсный отряд, пройдя на юг

«так далеко, насколько это будет возможно».

Причём это было сделано в такой странной форме, что служака Э. Аткинсон не мог уяснить — приказ ли это или только намёк.

И тем не менее 4 января 1912 года, когда на базу повернул последний отряд обеспечения под начальством лейтенанта Эванса, с ним ушло очередное распоряжение С. Мирзу — встречать возвращающихся с полюса в середине февраля на подходах к устью ледника Бирдмора между 82 и 83° ю. ш., с тем чтобы успеть доставить их к морю до отхода судна.

Эта записка попала на базу на мысе Эванс вместе с больным и обессилевшим начальником последнего вспомогательного отряда только 23 февраля, когда намеченные сроки уже прошли.

Между тем с прибытием 5 февраля «Терра-Новы» обстоятельства потребовали возвращения в цивилизованный мир бывшего начальника базы Дж. Симпсона, на место которого заступил Э. Аткинсон. Поскольку для С. Мирза приказ явно опоздал, он не стал менять своего решения оставить экспедицию, в которой его уменье не нашло применения. Поскольку Э. Аткинсон принял руководство базой, покинуть её в ответственный начальный период он не мог. Наиболее подходящей фигурой для похода на шельфовый ледник Росса был молодой канадец Ч. Райт, в свою очередь связанный научными наблюдениями на базе. Так и получилось, что отправиться на юг вместе с каюром Д. Гирёвым мог только Э. Черри-Гаррард.

Обстоятельства похода достаточно детально описаны в книге, что избавляет нас от их повторения в предисловии. Отметим только, что отправившись в маршрут 26 февраля (Д. Гирёв не успел даже отдохнуть после доставки на базу больного Э. Эванса), обе упряжки 3 марта достигли склада Одной тонны. При всех недостатках Э. Черри-Гаррарда (отсутствие опыта в езде на собаках, навыков в навигации, близорукость и т. д.) он, таким образом, выполнил порученное ему задание, оставаясь здесь целую неделю, и только 10 марта вместе с Д. Гирёвым выступил по направлению к базе. Не трудно представить, какие противоречивые чувства переживал молодой полярник, полагавший, что он не сделал главного — так и не встретил людей, возвращавшихся с полюса. Хотя обстановка и сроки диктовали возвращение, душевные муки Э. Черри-Гаррарда понять можно.

А имел ли возможность Э. Черри-Гаррард спасти остатки полюсного отряда во главе с Р. Скоттом? Очевидно, для ответа на этот вопрос надо обратиться к ситуации, которая сложилась на мысе Эванс накануне выхода к складу Одной тонны. Состояние, в котором оказались люди из последнего отряда обеспечения лейтенанта Эванса, показало, что может ожидать Р. Скотта и его спутников. Со всех точек зрения текст инструкции, составленный Э. Аткинсоном для Э. Черри-Гаррарда (см. стр. 394) не вызывает никаких нареканий.

По сути обстановки он не мог быть другим. Отпущенный Э. Черри-Гаррарду срок определялся возможностями двух упряжек с учётом веса груза, который шёл на пополнение склада Одной тонны, — на всё про всё три недели. Пункт 3 инструкции предоставлял свободу действий по достижении склада Одной тонны. Укажем, что в это время люди Р. Скотта находились от лагеря Одной тонны в 200 км — расстояние, даже при условии встречного движения, в тех условиях непреодолимое, если основываться на темпах предшествующих походов. Нельзя поставить в упрёк Э. Черри-Гаррарду и чересчур скрупулёзное соблюдение пункта 5, который обязывал его беречь собак. Какова бы была цена встречи (даже предположив подобное сверхвезение), если бы она имела место только при условии кормить собак собаками и тем самым вдалеке от базы лишиться транспортных средств в тот момент, когда они были бы особенно нужны обессилевшим людям?

Увы, чуда не произошло, но более или менее детальный анализ ситуации показывает, что Э. Черри-Гаррард в своём положении сделал всё что мог и не мог сделать больше. Никто из современников не обвинял Э. Черри-Гаррарда (на это не пошли даже Р. Хантфорд и Д. Томсон), но мятежная совесть человека, уцелевшего там, где погибли другие, вновь и вновь заставляла его обращаться к этим трагическим дням в попытках обрести нравственное достоинство, которое позволяет человеку в обществе держаться наравне с окружающими. И мучительный личный поиск придаёт этой непростой книге особый одновременно высокий и трагический подтекст, который пронизывает её от начала до конца. Тяжкий крест воспоминаний довелось нести автору этой книги через всю жизнь, которая сложилась очень непросто.