(Стоит заметить, что командир батальона «Айдар» Сергей Мельничук позже публично объявил, что в руководстве, разрабатывающем боевые операции, есть предатели, сливающие информацию российским спецслужбам.)
– Штурм Саур-Могилы силами нацбатальонов, – продолжает мой собеседник, – та же история, потерь было запредельно много, и по большей части они были бессмысленны. Далее: Иловайский и Изваринский котлы. Мы с моим отрядом захлопнули Изваринский котел, заняли две стратегические высоты и осуществили зачистку Власовки, Никифоровки и Королёвки. В обоих случаях отношение к личному составу со стороны украинской власти не просто преступное, а – осмысленно преступное.
Да взять даже распиаренных в СМИ Украины «киборгов» в Донецком аэропорту – их туда «сливали», отправляли на убой в никому уже не нужный, окруженный с трёх сторон опорный пункт – погибших до сих пор под завалами находят.
Штурм Широкино и последующее удержание – за тот период батальоны «Азов» и «Донбасс» были два раза выведены на перегруппировку по причине больших потерь.
Я называю лишь известные лично мне или очевидные всем случаи: уверен, их было многократно больше.
…Разбирать механизм всех вышеперечисленных и не названных трагедий крайне сложно – понять, где предательство, а где халатность, а где и первое, и второе, и какие-то ещё, не учтённые нами факторы. В любом случае показательно, что о прямом сливе «правосеков» и прочих, зарытых по всему Донбассу «киборгов», говорят сами же ополченцы.
Яценко с вовсе несвойственным ему пафосом сказал, после того как изложил суть бойни в Шахтёрске: «Увидев, как они относятся к своим же – я понял, что нахожусь на стороне добра».
Те украинцы, которых власть в очередной раз оставила умирать под Дебальцево, должны были бы, по доброму разумению, сделать вывод, что они находятся на какой-то иной стороне.
Ну, правда?
Нельзя так долго прощать то, что прощения не заслуживает.
* * *
Есть минимум ещё одна тема, заслуживающая рассмотрения.
Свидетельств, когда на оставленных украинскими добробатами позициях обнаруживают те или иные наркотики – слишком много, чтобы считать их выдумкой.
Не ставя себе целью обобщить и систематизировать избыточную и разнородную информацию, сошлюсь на прямую речь всего лишь нескольких ополченцев: каждый из них начинал с рядовой должности и дослуживался до командирской.
– Ещё только когда всё начиналось, – рассказывает первый из моих собеседников, – мне пацаны с Карловки звонили и говорили, что противник долбится чем-то серьёзным: потому что бежит даже после попаданий в броник и в ноги по мясу. Бойцы с Петровской комендатуры говорили: брали с батальона «Азова» в плен бойцов – одни и те же синдромы: вообще не чувствуют боль дня два-три, а потом начинаются жёсткие отходники.
Ещё бывало такое: когда диверсантов чем-то обкалывают и дают вводную – таких торпед засылали в город под видом гражданских. Но беда в том, что они сильно палевные. Последний раз двое таких пассажиров пытались ворваться с гранатами в маршрутку, полную людьми на «Текстиле» – это район Донецка – минувшей зимой. Сейчас такого меньше: в город сложно попасть.
Из личного опыта помню следующее. В Иловайске те штурмовые группы, что от нас огребли, тоже явно долбились. Я был в местах их расположения: в метрах ста-двухстах от нас лежал «Буторфанол» и антишоковые препараты, а вот в метрах шестистах – шприцы пятикубовые; и ещё я обратил внимание, что очень много было там по посадке обёрток от шоколада. Как будто они в посадку уходили обжираться сладким! А потом у нас был случай: один из наших вновь прибывших бойцов ушёл сильно в неадекват: хотел с деревянного автомата стрелять и видел, как «Грады» на Симферополь летят. У нас такое впервые было – мы его отвезли на штаб, – а там Боня, – женщина, командир разведдиверсионной группы, – сразу сказала, что парень явно попользовался тем, что осталось после «Азова»: снова те же симптомы, и он тоже только сладкое жрал, и воду пил непрестанно. От сладкого вроде бы держит дольше: до недели. В общем, когда его отпустило, он признался, что у пленных отобрал наркоту.
Когда я воевал в Донецком аэропорту – там тоже находил шприцы, но уже не так много, как в Иловайске. Их легко определить, медицинские они или с «ширкой»: если рядом ампулы – то значит нормально, а если просто шприц и ещё кровь в остатке, то… понятно что. В девяностые я такого в подъездах и на чердаках, где тусили наркоманы, повидал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу