Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219 …
Не возражаете ли вы, друзья, «додумать», по мере возможности, и этот монолог. Профессор Винберг , наверное, прав:
«…не существует в природе инстинкта социальной справедливости» , если, как это принято, ставить рядом со словом «социальный» подкрепляющие его определения – «общественный, коллективный». Из истории «биологической эволюции» мира очевидно следует, что инстинкты живых особей вырабатываются в процессе функционирования их сообществ, а проявляются сугубо индивидуально. Например, как уже упоминалось, инстинкт сохранения рода-племени сформировался в результате ожесточенной доисторической межплеменной борьбы за обладание ограниченными ресурсами существования, за выживание. В таких условиях этот инстинкт альтруизма непроизвольно превалировал над инстинктом самосохранения, эгоизмом, ибо гибель племени означала гибель не только самого индивидуума, но и его потомства.
Возвращаясь к вышеназванному Винбергом понятию «совести», обратимся к Википедии:
«Совесть – способность личности самостоятельно формулировать нравственные обязанности и реализовывать нравственный самоконтроль, требовать от себя их выполнения и производить оценку совершаемых ею поступков… Сейчас известно, что альтруизм свойственен практически всем стадным (стайным) животным, и не только им. Ясно, что, если существуют социальные (общественные) инстинкты, которые обеспечивают популяции, то обязан быть механизм положительной и отрицательной обратной связи, регулирующий работу этих инстинктов.»
https://ru.wikipedia.org/wiki/совесть
Как же объяснить, что у Винберга «совесть работает против выживания…», если «совесть – способность личности… реализовывать нравственный самоконтроль, … направленный на выживание популяции»?
Не сочтете ли вы, друзья, что бесчеловечность авторитарных режимов Гитлера-Геббельса, Ленина-Сталина и их наследников, не дающих «человеку выхода», блокирует «…механизм положительной и отрицательной связи, регулирующий работу этих инстинктов»? Что же остается после такой блокировки – «…культ отца, послушание и одновременно неуправляемая детская агрессия ». Это несомненно так, если в наши дни прислушиться ко все более популярным призывам: «Хайль Гитлер!» бритоголовых и «Верните нам Сталина в камне и бронзе!..» современных манкуртов. И если эта агрессия не работает на выживание человечества, то на что она работает? На Апокалипсис?
Но все это лишь вопросы, предположения, дорогие друзья. Важнее ваши ответы, ваше мнение на сайте книги:
h ttps://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/
«XII. «Демоны глухонемые»
«Милютинский сад»
Дорогие друзья, не берусь пересказывать в деталях содержание этой и последующей глав: есть авторский текст, который каждый читатель может воспринять по-своему. Но думаю, что по прочтению не только этих глав, но и произведения в целом, мы сойдемся на том, что описываемые события и характеры, в них участвующие, во многом предопределяют жизнь и ее завершение одного из главных героев романа – Михи Меламида . Расставим лишь вехи, по которым нам предстоит добраться до последних строк этих глав, чтобы понять и принять не только то, что происходит, но и то, что произойдет с Михой, рожденным, скорее всего, «не от мира сего»…
Вот он – студент филологического факультета пединститута, будущий школьный учитель, который призван продолжить дело своего незабываемого кумира Виктора Юльевича…
Вот он одновременно и студент-дефектолог , «…ибо кто же донесет до них (глухих) драгоценности поэзии и прозы.»…
Вот он уже почти что аспирант заочной аспирантуры и одновременно увлеченный работой воспитатель детского интерната для глухонемых…
Перед ним открывается завораживающий путь не просто науки, а эмпатии – сострадания и милосердия к больным детям, которым так необходимы его понимание и любовь.
Но этот путь Михиной увлеченности, сам того не сознавая, перегораживает Илья – Михин объект доверительной надежности и безусловного восхищения. Оно и приводит Миху в лагерь Ильи – сообщество Московских диссидентов или «уголовников», по мнению ГБ. Способствует этому и Михина увлеченность поэзией – классической гармонией и открытостью Пушкина, рваной безнадежностью и революционным пафосом поэзии Маяковского, мудростью и протестом стихов Пастернака, горечью и упреком кровоточащей поэзии Мандельштама.
Читать дальше