Владимир Колганов - Феномен ДБ

Итак, поверю знающему человеку на слово в том, что касается политтусовки и дара памфлетиста. Поверю и Александру Гавроссу, прочитавшему полностью роман и убеждённого, несмотря на обнаруженные им признаки скорой катастрофы, в прочности его конструкции [44]:

«Конструкция "ЖД", невзирая на все уловки отменно владеющего разными прозаическими техниками автора, то и дело трещит, раскачивается, грозит обрушиться – и пару раз кажется, что обрушивается-таки: ну нельзя впихнуть столько всего даже в очень большой роман (и даже в очень большую поэму). Но окончательного обрушения не происходит – и это удивительно для текста, написанного во всех жанрах сразу и призванного окончательно выяснить все отношения Быкова с Россией».

Думаю, что критик не совсем прав. Дело автора запихнуть как можно больше в свой роман, а остальное зависит от читателя. Если хватит усердия дочитать, если сумеет разобраться – честь и хвала обоим, и читателю и автору. Прочим остаётся лишь признать, что оказались недостойны.

Вызывает сомнение и применимость слова «окончательно» в контексте обсуждения этого романа, то есть не думаю, что уже финал. Быков в самом подходящем возрасте, чтобы продолжить выяснение отношений и варягов, и хазар. Может даже подключить к процессу коренное население. А дальше – уж кому как повезёт.

Итог обсуждению достоинств и недостатков «ЖД» предоставим подвести Андрею Немзеру, известному и уважаемому критику, в прежние времена отличавшемуся удивительной точностью суждений [45]:

«Я не сомневаюсь в добрых намерениях Быкова (не сомневался и читая "Орфографию" или "Эвакуатора", в которых неряшливости и балабольства, на мой вкус, больше, чем в "ЖД"). Я не хочу корить его за демонстративную "неполиткорректность" (ослом надо быть, чтобы всерьёз считать Быкова антисемитом или русофобом), за композиционные перекосы, за всегдашнюю избыточность, даже за схематизм при конструировании "живых" персонажей и упоение собственной маневренностью в духе Колобка. <���…> Быков действиельно хочет "как лучше". Тем обиднее, что получается "как всегда"».

Последним, краеугольным камнем «О-трилогии» Быкова стал роман «Остромов, или Ученик чародея». Книга снова построена на реальных фактах – в частности, речь идёт о событиях, связанных с делом ленинградских масонов в 1926 году. Пересказаны также обстоятельства гибели молоденькой балерины, о чём писали в прессе, и ещё массу узнаваемого обнаружат эрудиты, которым хорошо знакома история тех лет. Прочим, невежественным, но страждущим, эта книга наверняка может открыть на многое глаза, если уже не помогла.

Вот как сам Быков рассказывал о своей трилогии [46]:

«Я её про себя называю "Историческая трилогия", – в отличие от современной, которую пишу сейчас. <���…> В издательстве "Прозаик", где вышла книга, принят термин "О-трилогия". Идеи написать нечто цельное сначала не было – просто в процессе работы над "Остромовым" оказалось, что эта вещь вроде купола, который соединяет и замыкает революционную "Орфографию" и послевоенное "Оправдание". О том, что это будет цельный текст, я догадался в году 2007-м. <���…> Но если в самом общем виде – это получилась книга о трёх вариантах поведения в тоталитарном мире – советском в частности. Можно сыграть в игры этого мира и утонуть, раствориться в нем, как Рогов. Можно сбежать, как Ять. А можно попытаться оттолкнуться, использовать эту среду как трамплин и улететь, как Даня, – но за это придётся платить расчеловечиванием, пусть и со знаком плюс. <���…> "Бывшим" надо было чем-то жить и во что-то верить».

Честно говоря, меня такая мысль не вдохновляет. Масонство, так же как и увлечение мистикой, были распространены задолго до возникновения Советского Союза. Николай Иванович Новиков, просветительская деятельность которого приходится на 70-80-е годы XVIII века, видел в масонстве возможность «просвещения ума и сердца» – это главная цель, которую провозглашали тогдашние масоны. В то время среди них было немало влиятельных людей, на поддержку которых опирался Новиков – князья Трубецкие, Одоевские, Долгорукие, Щербатовы… Не думаю, что в обыденной жизни им не хватало веры, поэтому и примкнули к мартинистам. Гораздо позже, и в 20-х годах прошлого столетия, и особенно в нынешнее время, масонство стало формой, лишённой содержания. Членство в закрытом обществе, причастность к некой тайне возвышает человека в собственных глазах, тем оно и привлекательно. А тоталитарный мир тут совершенно ни при чём, поскольку духовный дискомфорт я могу ощутить в любом, самом либеральном обществе, если оно отвергает близкие мне идеи. Что же до возможности создания масонских лож по инициативе НКВД, то «компетентные органы» для выявления неблагонадёжных могли использовать самые разнообразные формы общения людей – от шахматных кружков до поминок по усопшему.