Все стихи цикла «Обещание любви» — новое достижение Жигулина, именно в смысле мастерства, порфессионализма.
Жигулин давно задумал с самых первых сборников своих дать своеобразную поэтическую энциклопедию Крайнего Севера и не только в «географическом» смысле. Это энциклопедия поговорок, типичных явлений быта Крайнего Севера, сверхсвоеобразного. Эта задача выполняется Жигулиным, от сборника к сборнику, эта энциклопедия растет.
Поговорка «костер-человек» дала название первому сборнику Жигулина. За ней последовали: «Страна Лимония», «Костыли», «Отвал», «Рельсы», «Треска», «Град», «Ночная смена», «Флажки», «Хлеб», «Полярные цветы», «Художник», «Рассвет в Бутугычаге».
Нехитрая символика всех этих стихотворений дала Жигулину особое место в ряду наших пейзажистов гражданского направления. К этому же роду в новом цикле относится стихотворение «Соловецкая чайка».
На Крайнем Севере бытует выражение: «голоден, как чайка соловецкая», «аппетит у тебя, как у чайки соловецкой» и т. п.
Жигулин и взялся изложить эту старую притчу современным поэтическим языком.
Слово «магаданская» чайка, совпадавшее по количеству слогов со словом «соловецкая» не подошло для Жигулина именно из-за этой поговорки.
Но со времени «Костра-человека» прошло несколько лет. Мастерство Поэта возросло. И в слове «Соловецкая» требовательное ухо мастера нашло именно то, что нужно, необходимо по жигулинским правилам образца 1974 года. В согласных буквах слова «соловецкая» содержался целый звуковой каркас для будущих строф и для всего стиха в целом.
А на белом песке
Золотая лоза,
Золотая, густая
Лоза-шелюга.
И соленые брызги
Бросает в глаза
И холодной водой
Обдает берега.
Все это рождено одним словом — «соловецкая».
Такого же звукового качества все стихи этого цикла. Прежние сомнения: «все пустое, что теперь я делаю», относящиеся к 1961 году, преодолены и отброшены. Взяты новые поэтические рубежи.
Еще одна важная примета нового цикла. Поэт не ищет северную тему, а весь свой душевный опыт, весь свой поэтический багаж направляет на решение отнюдь не северных вопросов.
«Белый мост на Беговой…»
«Вот и клен, золотая душа…»
«Закончилось наше прекрасное лето
Игрушечной нашей любви…»
«День ни солнечный, ни пасмурный…»
«Чуть слышно, тоскует кукушка…»
К старым своим темам поэт подходит с новым поэтическим оружием. Результат — перед вами.
В «Полынном ветре» немало отличных стихов о любви, по-Жигулински своеобразных, по-Жигулински чистых.
Помоги ты мне, господь,
Не солгать и не обидеть,
Укротить и дух, и плоть,
Но во сне хотя бы видеть.
(«Белый мост на Беговой»)
И было странно мне тогда.
Что нас двоих, таких неблизких.
В седой глуши лесов сибирских
Свела не радость, а беда.
И многое, многое другое. В столкновении бульдозера со скворцами Жигулин решительно на стороне скворцов (Беляево-Богородское).
Бессмертие рода заботит Жигулина («Отец, я к тебе привезу внука старшего твоего»).
Слово «душа» появляется в стихах Жигулина 52 раза — меньше вчетверо, чем слово «холодная», но тоже достаточно часто для 144 стихотворений. Как всякий истинный поэт, Жигулин имеет свою форму искусства («Истоки», «Поэзия», «Художник»), где резко осуждаются «грустные» стихи.
Какого-то салонного поэта,
О том, как где-то в городе пустом
На мерзлых стеклах тает чья-то нежность…
У нас два поэта, интересовавшиеся мерзлыми стеклами в городе: Фет и Пастернак.
Если уж так строго осуждать чужое мастерство, то надо тщательно следить за своим собственным пером, чтобы оно, перо не затащило в стих чужую чью-нибудь интонацию.
Обратимся к превосходному циклу «Обещание любви». Там есть выразительнейшее стихотворение
Вот и клен — золотая душа
Загорелся над морем холодным.
Стало солнце пустым и свободным,
Словно не было в нем ни шиша!
Расправляй свои крылья, лети!
Будь разумна, спокойна, здорова.
Это грустное, горькое слово,
Пусть тебя не догонит в пути.
Добрый путь! Добрый путь. Наша связь.
Наша честь не под кровлею дома,
Как росток на ветру распрямясь,
Ты посмотришь на все по-другому.
У этих трех строф все одинаковое: Тема (разлука) образный словарь, ритм. Одинаков даже размер, интонация с обращением на «ты».
Между тем, первые две строфы принадлежат Жигулину образца 1974 года, а третий — «салонному поэту» Б.Л. Пастернаку, который написал эти стихи сорок лет назад («Не волнуйся, не плачь, не грусти», сборник «Второе рождение», 1934 г.).
Читать дальше