Варлам Шаламов - Эссе

В сходной ситуации был второй гренадер Гейне.

А то, что дело идет после Версаля, отобравшего Эльзас и Лотарингию, и что Эльзас он называет с ударением на первом слоге, усиливает впечатление.

Однако проблема пленных немецких ландштурмистов отнюдь не решена этими двумя решениями (возвращение к семье или в ряды кайзеровской армии).

У военнопленных копилась и крепла и третья линия — переход на сторону советской власти, создание новой Красной Армии — интернационального фронта, Ротфронта.

Повозка с кашей прогремела по камням мимо идущих на родину ландштурмистов. Кухня — это не кухня из воинской колонны. Это чья-то чужая кухня, которая везет куда-то пищу.

Он ждет ответа, можно ли ему везти пищу туда, где «На смутных каменьях Урала пирует повстанческий полк».

Как же он пирует?

Вот таким голодным людям и привезли всю эту пищу, поэтому «С друзьями прощается третий и к партизанам идет».

«Три ландштурмиста» были острым, политически важным стихотворением. Дона из главных тем послевоенного времени партизанского Урала была выражена в «Трех ландштурмистах» весьма остро и верно. Настолько точно и важно, что даже в фильме «Города и годы» занимает важнейшее место.

Стихотворение Ушакова «Германия» было построено по тому же способу литературно-исторического парадокса, с полнейшим обновлением метафор, с неожиданностями в каждой строке. При внешней лаконичности, даже классичности размера.

Ну что же, чугунным, так чугунным.

Позвольте, это немцы вступают в Седан. Это мы знаем еще из Золя, из «Разгрома», из «Пышки» Мопассана, наконец… Здесь все наоборот.

Не «свирепый гунн», который по Блоку любит шарить в карманах трупов, а плачущий.

Ах, вот зачем понадобилось Ушакову слово «чугунный». Это рифма к слову «гунны». А гунны — это немцы.

Так что же французы делают с этими плачущими гуннами? Тут Ушаков находит чрезвычайно яркие краски.

Из «Форда»! Конечно, из «Форда». Генералы ведь ездят не на арабских скакунах. Чапаев тоже ездил на «Форде», а черная бурка — это так называемое кино.

Чернокожие цветные войска сыграли огромную роль в обороне Парижа. Но дальше, дальше.

Семен Кирсанов имел возможность проявить себя, напечатав в большом журнале политически важное стихотворение и, обдумывая его всесторонне, стал жертвой собственного таланта. Кирсанов задумал и выполнил свою «Германию» на ту же самую тему, что и Ушаков с чрезвычайно сложными ритмами, стремясь вложить в свое стихотворение все события мировой войны и современной Европы.

Будучи чрезвычайно одаренным звукоподражателем, Кирсанов сочинил поэму, которую просто выпевал сменяющимися ритмами, возвращениями к пройденному. Кирсанов показал, что он жокей, что может оседлать любого Пегаса. Но мастерство наказало поэта. За всем этим стуком, дребезгом, грохотом, ударом рифм друг от друга трудно было добиться живой Германии.

Рядом с ней «Германия» Ушакова казалась новаторским произведением. Обе поэмы были написаны в сходном решении темы «Россия-Германия».

После патриотических стихов Сологуба, Блока, Северянина, Бальмонта маятник искусства в какой-то час стал двигаться в обратном направлении. Секрет был в том ленинском мнении, что в войне, в мировой войне, были виноваты обе стороны. Брест, Рапалло, Берлин — все это было движением маятника в обратную сторону, которое и старались отразить русские поэты.