Судьба, точно квитаясь за пять лет старой, настоящей войны, послала ему все, что он хотел завоевать на этой новой войне: непревзойденно крепкую и счастливую семью, успех всех видов и степеней, невероятное долголетие, богатство, славу человека, помогавшего другим, а не губившего их. С какой бы ностальгией он ни вписывал в "Траву забвения", что он, "быть может", мертв с самого 1920-го, всем этим он пользовался и наслаждался; и о нем куда больше, чем о самом Стивенсоне, можно было бы сказать знаменитыми словами Стивенсона: "радостно он жил, и радостно умер".
Но что-то всю жизнь заставляло его вновь и вновь забрасывать в океаны написанных им слов бутылки с записками о той, проигранной войне. Он не хотел не только забывать ее, он хотел дать о ней знать – тайно, подпольно – но все же дать о ней знать в своих текстах. Мы перечислили добрый десяток текстов – от "Короленко" и "Записок о гражданской войне" до "Вертера" – в которых Катаев осторожно, но неостановимо всаживал кусочки верхушки от того айсберга, которым была его Гражданская война. Катаев даже сам в "Траве забвения" описал эту жажду, наделив ей бандита и палача, "налетчика..., убивавшего топором целые семьи... а кроме того, добровольного палача деникинской контрразведки... Теперь его тащили из камеры для того, чтобы вывести в расход, и он... норовил как можно разборчивее, громадными буквами написать на обоях свою фамилию: Ухов. Его тащили, а он все писал, разрывая обои, одно за другим – Ухов, Ухов, Ухов, Ухов... – пока..."
ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ.
Сочинения Валентина Катаева.
П.В. Катаев. Доктор велел мадеру пить [воспоминания об отце].
С.З. Лущик. Реальный комментарий к повести ["Уже написан Вертер"] // В. Катаев. Уже написан Вертер. Одесса, 1999. (К сожалению, доступно мне лишь частично).
Белла Езерская. Комментарий к комментарию [С.Лущика].
О.Лекманов, М.Рейкина и др. Валентин Катаев, "Алмазный мой венец". Комментарий.
С.Куняев. Крупнозернистая жизнь.
И.А.Бунин. Окаянные дни.
Устами Буниных.
С.Гитович. Из воспоминаний // Воспоминания о Михаиле Зощенко.
А.Власов. О бронепоездах добровольческой армии // Россия забытая и неизвестная. Т.18, 20.
А.Власов. Бронепоезда в последних боях на Украине // Россия забытая и неизвестная. Т.21.
К сожалению, недоступна мне пока новейшая монография о Катаеве: М. Литовская. Феникс поет перед солнцем: феномен Валентина Катаева. Екатеринбург, 1999. Однако, судя по рецензии, собственно биография Катаева интересует автора мало; главный ее предмет – катаевские сочинения.
ЭКСКУРСЫ И ПРИМЕЧАНИЯ
1. В "Траве Забвения" Катаев описывает встречу между ним и Буниным летом 1918 года, при австрийской оккупации Одессы. Бунин говорит о Катаеве, видя его впервые после Первой мировой:
"- Офицер. Георгиевский кавалер. Демобилизован. Вырос, возмужал. - Он
покосился на мою правую ногу, которая еще не слишком твердо стояла на
ступеньке. - Ранен. Но кость не задета?..
Я, по своему обыкновению, закашлялся от смущения. Он тут же навострил
уши, прислушиваясь к моему хрипловатому, гораздо более глубокому, чем
раньше, жесткому кашлю.
- Газы? - полуспросил он. - Фосген? - И протянул мне свою такую
знакомую сухую руку с дружелюбно и откровенно открытой ладонью. -
Здравствуйте, Валя, - сказал он, как мне показалось, любуясь мною. - Молодой
поэт Валентин Катаев!... Уходя, он (Бунин) скользнул взглядом по моей офицерской шашке "за храбрость" с
анненским красным темляком, одиноко висевшей на пустой летней вешалке, и,
как мне показалось, болезненно усмехнулся. Еще бы: город занят неприятелем,
а в квартире на виду у всех вызывающе висит русское офицерское оружие!"
Получается, что Бунин хорошо себе представлял боевую деятельность Катаева в Первую мировую войну, храбрость, проявленную им там, ранения и награды, полученные им там. Не менее ярко видно, что Катаев в процитированных фразах "ТЗ" очень хочет подчеркнуть, как боготворимый им писатель примечает и, "любуясь", отмечает его, Катаева, военные доблести и заслуги. Бунин даже наделяется для такого случая сверхчеловеческой проницательностью: слыша летом 18 года жесткий кашель Катаева, он сразу догадывается, что дело тут не в простуде и не в том, что Катаев попросту поперхнулся (хотя именно так оно и было – Катаев "закашлялся от смущения"), а прямиком в газовом отравлении полуторагодичной давности (о котором Бунин до сего момента и вовсе ничего не слыхал, да и теперь не услышал).
Но вот что странно: 15/28 октября 1919 года Катаев, как мы помним, писал Бунину с фронта. с "Новороссии": "Я исполняю свой долг честно и довольно хладнокровно, и счастлив, что Ваши слова о том, что я не гожусь для войны – не оправдались. Работаю от всего сердца. Верьте мне".
Читать дальше