Александр Немировский - Гражданская война Валентина Катаева

- В Одессе летом 19-го года под большевиками действительно функционировали офицерские организации, которые восстали в поддержку белого десанта при его приближении и совместно с ним освободили город;

- Катаев действительно пошел в точно такую же подпольную офицерскую организацию (по естественному совпадению она и задачи ставила перед собой такие же – помочь грядущему белому десанту) даже и в 1920 году, при гораздо более безнадежных для белых обстоятельствах, чем в 19-м;

- одесские офицеры-сослуживцы Катаева по «белой» весенней кампании 1919 года знали его как выходца из хорошей одесской семьи, неоднократно награжденного за первую мировую и добровольно пошедшего на белый противобольшевистский фронт; все эти характеристики ставили Катаева в первый ряд лиц, которых стали бы привлекать местные подпольные офицерские организации, если уж они появились.

По совокупности всего сказанного мы считаем, что под красной властью в 1919 году Катаев участвовал в работе белого офицерского подполья в Одессе, и что его пробольшевистское кликушество и работа в красном Бюро украинской печати, врезавшиеся в память столь многим, были прикрытием этого участия. Белые спокойно дали ему в сентябре 19-го командирский пост только потому, что все это знали.

В Полтаву он, конечно, ездил в июне 19-го, выправив себе командировку по делам службы от этого самого Бюро печати; но только ограничилась ли его поездка этими делами? Вспомним, что в очерке «Короленко» он пишет о положении в Полтаве к моменту его появления там: «Контрреволюционное подполье развило бешеную работу, и собрания деникинской контрразведки происходили чуть ли не в центре города (в монастыре)».

Как это понимать? Откуда, собственно, может Катаев знать, где проходили в красной Полтаве летом 19 года тайные собрания деникинской «контрразведки»? Местные работники красных учреждений ему, что ли, сказали: «Привет, товарищ! Ты знаешь, тут у нас в монастыре деникинцы собираются, да мы с ними ничего поделать не можем»? Или сами деникинцы выбегали навстречу всем приезжающим и зазывали их на свои собрания в монастыре? Или деникинцы собирались так уж секретно, что об этом знал весь город (и Катаев записал на этот счет твердую городскую молву), и только одна местная ЧК не ведала и не пресекала?

В свете всего сказанного думаю, что история про монастырь – это очередное катаевское послание в бутылке, и что Катаев знал, где именно собирается в Полтаве деникинское подполье потому, что принадлежал к деникинскому подполью сам. Не на связь ли с местными белыми подпольщиками (а через них – с белыми вообще: ближайшим к Одессе участком фронта, через который можно было надежнее всего получить какие-то сведения и директивы от белых, был как раз полтавский) он приезжал в Полтаву? Во всяком случае это действительно объяснило бы, откуда его герой так хорошо знает о бешеной работе местного деникинского подполья и пункте его сборов…

Эта подпольная деятельность легко объясняет то, что так поразило Веру Бунину 6 сентября 19 года, когда она слышала, как Бунин ругает Катаева за слабость, которую тот (по мнению Бунина) проявлял при большевиках этим летом: "Валя не обижался, но не чувствовалось, что он всем этим проникается. Меня удивляет, что Валя так спокойно относится к Яну. Нет в нем юношеского волнения. Он говорит, что ему дорого лишь мнение Яна, а раз это так, то как-то странно такое спокойствие" (учитывая укоры, которыми "Ян" его осыпал). И Вера, констатируя чуть раньше в том же пассаже, по впечатлению от этого спокойствия, что "до сердца Вали его слова не доходили", отмечает: "Ему (Катаеву) теперь не стыдно того. что он делает" и приходит к выводу, что у Катаева невероятное "самомнение".

Между тем из цитировавшегося выше катаевского письма Бунину от 15/28 октября, с его "верьте мне" и т.п., очень ясно видно, что никакого самомнения у Катаева перед Буниным не было (благоговение перед Буниным оставалось у него до конца жизни и побудило его возвести Бунину памятник в "Траве забвения"), и что мнением его о себе Катаев действительно очень дорожил.

Однако, как мы выяснили, Катаев был на деле нимало не виновен в том, в чем его упрекал Бунин. Он не сообщал Бунину, чем занимался летом – дело было уж очень тайное, и доверять его писателю он не хотел – но укоров его на свой действительный счет принять не мог, как не мог и объяснить Бунину эту ситуацию. Неудивительно, что в результате Катаев слушал упреки Бунина, при всем своем почитании его, без всяких угрызений – ведь про себя-то он знал, что бунинские упреки к нему на деле не относятся...