Сергей Синякин - За несколько лет до миллениума [сборник]

Не хочу разбираться, кто в те самые времена на кого стучал. Бог их всех рассудит на небесах. Если только там есть кому и кого судить. Но ведь стучали! Стучали, граждане господа и товарищи. Почему? Места под солнцем не хватало? Счеты хотелось свести? Доказать таким способом свою правоту? Или это потребность иной творческой души? Помнится, и в более поздние времена иной критический отзыв глядел на автора зрачком ружейного ствола. Однажды Женя и Люба Лукины завладели внутренними рецензиями, которые на их сборник писали Казанцев, а еще чуть раньше Тупицын. Если это не политический донос, то я зря проработал в милиции долгих двадцать восемь лет. Но ради чего? Искренне верили в свою правоту? Так в этих критических опусах правотой и не пахло. А может, все прозаичнее — берегли свое место под солнцем от разных там Лукиных, Штернов, Рыбаковых, не к ночи они будут помянуты!

Но это сейчас я умный. В то время до зрелости мне было далеко. Тогда я учился в седьмом классе и приезжал на каникулы к бабке с дедом. Наша половина дома не была заселена, в ней обитал нежилой дух, но в большой комнате стоял старый диван и книжный шкаф, на полках которого еще хранилось несколько десятков книг, которые не забрали пока в город. Иногда я ложился на диван и читал. Было несколько книг из популярной в пятидесятые годы серии «Военные приключения»: «Над Тисой», «Медная пуговица», «Голубая стрела» и еще старый желтый томик «Тысячи и одной ночи», которая увлекала восточными оборотами и невероятными приключениями героев.

Именно в этой комнате я в пятом классе листал подшивки «Вокруг света», которые приносил с работы отец. Я тогда не ходил в школу, по личной дурости я пытался выбить гвоздь из доски ногой в резиновом сапоге и, естественно, получил заражение крови. Нога раздулась и пульсировала, словно была самостоятельным существом, но, перебивая боль, я читал «Вокруг света», открывая для себя Роберта Шекли и нового В. Сапарина, чьи рассказы теперь разительно отличаются от всего, что он когда-то написал, как модные австрийские туфли отличаются от резиновых галош. Кстати, до «Суда над Танталусом» он как раз про самонадевающиеся вечные галоши и писал, считаясь при этом фантастом, заглядывающим в таинственные глубины будущего. «Смотри, — сказал Саня Галкин, открывая черный томик „В мире фантастики и приключений“ за 1963 год, — классная вещь!»

Нет, Станислава Лема мы уже читали. «Магелланово облако» и «Астронавты» не произвели на нас особого впечатления. Но в этот раз мы столкнулись с мыслящим Океаном «Соляриса». Трагедия людей на орбитальной станции, которые столкнулись с инопланетным разумом, взявшимся за моделирование их несчастий. Лем писал о трагедии человека, столкнувшегося с Неведомым, бессильного этому Неведомому противостоять, ведь спасти человека в себе можно было только бегством — это поражало воображение! Это была Литература! Время жестоких чудес завораживало и заставляло спорить.

Медленно обозначились полюса. Мир не был однообразным — он походил на тельняшку, состоящую из двух цветов. Мы вступали в жизнь и начинали понимать, что черного в ней ничуть не меньше солнечного. Просто это черное еще не вступало в нашу жизнь. Нас от него берегли родители. Черные тени кружились где-то рядом, выбрасывая в нашу сторону длинные и липкие языки. Все еще было впереди. Все еще было впереди! Мы осваивали свою орбитальную станцию. Она называлась Панфилово. К ней причаливали континентальные поезда.

Станция Панфилово середины прошлого века. Она и сейчас такая. Ничего не изменилось. Это столицы меняются каждый год, хорошеют, приукрашиваются. Провинция меняется лишь в худшую сторону. Ветшают дома, мелеют пруды, зарастают крапивой окраины. Стареют люди. Такие дела.

Вечерами мы играли в футбол. Днями я работал на элеваторе. Домой я приходил поздно, и на столе во дворе под жестяным эмалированным тазом с отбитыми краями меня ждала краюха домашнего хлеба, несколько огурцов и кружка холодного молока.

Под раскладушкой, на которой я спал, стопками лежали книги. Их я читал ночами. Нет, какое было время, какое время! Я читал Севера Гансовского, Илью Варшавского, Владимира Савченко и «Аксиомы волшебной палочки» такого необычного Владимира Григорьева, «Бульвар Целакантус» Львова и выпуски «Фантастики», в которых был напечатан милый моему сердцу Михаил Анчаров, и еще я читал Монтеня и Овидия, бегал в сельскую библиотеку и брал там тома «Библиотеки Всемирной литературы». Я читал бессистемно и жадно, и это была хорошая жизнь!