Сергей Антонов - От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах) [журнальный вариант]

В этой вышедшей в 1931 году книге под слоем литературного анализа можно найти и соображения, которыми оперируют ны­нешние деятели искусства абсурда. Образ­цы этого вида искусства известны нашим читателям в переводах на русский язык («В ожидании Годо» С. Беккета, «Носорог» Э. Ионеско).

В чем смысл этого искусства? Что оно пытается выразить? По словам благожела­тельного ценителя Мартина Эсслина, аб­сурд «выступает как часть антилитературного движения нашего времени, которое нашло свое выражение в абстрактной жи­вописи, отвергающей «литературный» эле­мент в картинах, во французском «новом романе» с его расчетом на голое изобра­жение объектов и отказом от выразитель­ности и антропоморфизма».

Слово «антропоморфизм» употреблено здесь, как мне кажется, в весьма широком значении, включающем и религиозные воз­зрения, олицетворяющие бога в человече­ском облике. Проще говоря, Мартин Эсслин осторожно намекает на то, что искус­ство абсурда не признает религии. Впро­чем, излишне деликатничать здесь ни к чему. Растолковывая одну из своих пьес, Ионеско прямо объявляет, что пустые стулья на сцене означают «отсутствие лю­дей, отсутствие императора, отсутствие бога, отсутствие материи, нереальность мира, ме­тафизическую пустоту. Тема этой пьесы — н и ч т о».

Если оценивать искусство абсурда с точки зрения практической, то оно представится одной из разновидностей «бунта волосатых» против капиталистических порядков. С точ­ки зрения идеологической это явление вы­глядит своеобразней.

Вот уже в течение трех столетий, начиная с «века гениев» (XVII), абстрактный рацио­нализм потчует смертных аксиомами авто­матической неизбежности божьего царства на земле. Лейбниц, например, уверял, что это царство «достигается именно вследствие естественного хода вещей, в силу предуста­новленной на все времена гармонии между царством природы и царством благодати, между Богом как архитектором и Богом как монархом». Успокоительная вера эта высту­пала в разных обличьях. Сегодня она ярче всего, пожалуй, выражена на Западе в сциентизме (наука — всесильный благоде­тель и исцелитель от всех зол).

Деятельность абсурдистов — реакция про­тив спекуляций автоматического прогресса. Абсурдисты не создают философских сис­тем. Их задача — разрушить до основания расслабляющее души представление о том, что все идет к лучшему в этом лучшем ми­ре. Это, по словам одного немецкого иссле­дователя, «скорее восстание против привыч­ного мировоззрения, чем против привычной формы». Тряхнуть человечество, пробудить его от блаженной дремоты, выбить ложные иллюзии, показать бессмыслицу существо­вания, втолковать, что жизнь — отчаяние,— вот задача абсурдистов. А потом, когда че­ловек почувствует ужас бытия, когда ока­жется лицом к лицу с собственным отчая­нием,— вот тогда он будет готов, чтобы дей­ствовать.

Таким образом, абсурд начинает с посыл­ки: человек живет не в упорядоченном ми­ре, а в мире хаотическом, принципиально недоступном порядку, в мире, сумасшедшем с самого начала.

Этой же посылкой абсурд и кончает.

Эрих Фромм, преобразивший концепцию Фрейда в духе экзистенциализма, описыва­ет положение человека в современном ка­питалистическом обществе такими слова­ми: «Колоссальные города, в которых зате­рялась личность, высоченные, как горы, дома, непрерывная словесная и музыкаль­ная бомбардировка по радио, кричащие за­головки, меняющиеся три раза на день и не дающие никакой возможности отделить важное от не важного, ревю, где сотни де­вушек с точностью часового механизма, исключающей все индивидуальное, показы­вают свое мастерство, словно подражая гигантской машине, подстегивающие рит­мы джаза — все это и многое другое созда­ет атмосферу, в которой отдельный чело­век кружится в безмерном пространстве безвольной и бессильной крошечной пы­линкой». В результате у человека возника­ет «все растущее чувство одиночества, не­уверенности, возникает сомнение в смысле существования, положения человека в мире, и в конце концов берет верх чувство бессилия и собственного ничтожества».

Э. Фромм не скрывает, что эти особенно­сти современной психики характеризуют не личность вообще, а личность, обитаю­щую в капиталистическом обществе.

Абсурдисты тоже описывают смятение отчужденного человека. Однако в отли­чие от Э. Фромма они не принимают во внимание общественный строй, обществен­ные порядки. «Ни одно общество не спо­собно устранить человеческое несчастье, никакая политическая система не мо­жет избавить нас от отчаяния жизни, от страха смерти, от нашей жажды абсолюта». Абсурдисты считают само че­ловеческое бытие, каким бы оно ни было, абсурдом. Перед лицом неминуемой смер­ти отдельная человеческая личность — ни­что. Прибывший из небытия и скрываю­щийся в небытии человек — не больше чем «мертвец в отпуске». Перед лицом смерти верить в какие-то утешительные, освященные вековой традицией цели, идеа­лы, верить в бога — во всякого, как бы он ни назывался, в любого бога с маленькой или с большой буквы, в Вечный разум, в Абсолютный дух и в прочие воплощения высшего божества — бессмысленно. Во что ни верь, факт остается фактом: человек за­брошен в мир, который ему чужд. И аб­сурд заключается «в противопоставлении человека, который спрашивает, и мира, который против здравого смысла молчит».