Феномен грузинской прозы как таковой мог, кажется, вызвать больший критический интерес. Мы много и хорошо говорим о многонациональном характере нашей литературы, но постоянно ли он берется в расчет нашей критикой?
И коллегами-критиками, и автором этих заметок уже не раз отмечалось, что Бачана Рамишвили, герой «Закона вечности», появился очень вовремя Жизнь литературного героя отразила трудные конфликты в республике, где ведется решительное оздоровление общественной атмосферы Очевидно, что такие книги сами активно вмешиваются в общественные процессы, в актуальные споры своей аудитории. Очевидно и то, что одна лишь социальная актуальность не обеспечила бы роману столь заинтересованного приема и в Грузии, и далеко за ее пределами.
Жесткость, неуступчивость в вопросах принципиальных соединяется в Бачане с поистине безграничной способностью верить в человека и делать для него добро. Такое свойство натуры, такой способ будничного осознанного движения по действительности неизбежно порождает внутренние конфликты, боль, растерянность, зато и натура предстает живой с ее высокой нравственностью. Зато человеческий смысл деятельности Бачаны никогда не теряется из виду.
Писатель поставил себя в нелегкое положение, не только рассредоточив свое ощущение действительности в атмосфере, в повествовательной «ткани» романа, но и прежде всего впрямую наделив им главного героя. Бачана и поступает решительно, и много думает, и рассуждает о жизни, не уклоняясь от острых вопросов. Некоторые характеристики его могут, наверное, воззвать к спору, но у романа есть подлинный герой.
Он подчас кажется идеалистом в этом далеко не идеальном мире. Его суждениям и мыслям свойственны чистосердечие и простодушная наивность, скрывающие, впрочем, несуетное отношение к жизни.
«Чтобы освободиться от скверны, оказывается, все-таки надо верить. Не знать, не понимать, не действовать, а именно верить»,— сказано в цитировавшейся уже статье А. Кондратовича. Что поделаешь, есть люди, есть литературные герои, которым нужна кроме рационально выверенного действия еще и вера в то, ради чего они живут. Стоит ли на это сердиться?
И не лучше ли присмотреться к герою, увидеть неслучайность его появления?
«Закон вечности» — роман современный. Там кипит сегодняшняя жизнь большого города, там бурлят страсти, вызванные нынешними проблемами. Но обшие особенности развития литературы на определенном временном отрезке сказываются на смысловом звучании самых разных произведений, независимо от их тематики.
Заметна эволюция, пройденная за последние годы грузинской исторической прозой.
Есть признанная классика грузинского исторического романа, например, «Давид Строитель» и «Десница великого мастера» Константинэ Гамсахурдиа. Читать эти вещи интересно и поныне из неторопливого, несуетного повествования встает далекая эпоха со сложными междоусобицами, подвигами ратоборцев и зодчих, тяжким движением людских масс. Одно слово: История.
В романах К. Гамсахурдиа есть многое, способное вызвать интерес у любителя истории. Но они, изображая множество судеб и проявляя озабоченность историческими судьбами нации, не очень интересуются судьбой, характером, единственностью одного человека, личности. Парадоксально? Однако царь Давид, прозванный Строителем, запоминается в бесконечных государственных заботах и детально воссозданных войнах за единство Грузии. Несчастная любовь, пронесенная им через всю жизнь, вряд ли поможет нам понять человеческое, нравственное своеобразие исторического лица. Других же, «нефункциональных» проявлений характера Давида в романе практически нет... Что касается зодчего Арсакидзе в «Деснице великого мастера», то он окружен таким числом действующих лиц, а среди них столь важное, данное со многими подробностями, как царь Георгий, «меч мессии», что поневоле придешь к выводу: биография, легенда — удачный повод для показа, раскрытия исторической эпохи, важного этапа национальной истории.
Очень похоже построены и две первые книги известной всесоюзному читателю «Грузинской хроники XIII века», написанной Григолом Абашидзе: романы «Лашарела» и «Долгая ночь». Присутствует история обстоятельств, дат, сражений, дворцовых интриг, но не предусмотрена история взлета и сомнений, озарений и падения человеческого духа. Это не упрек. Это констатация того, что писатель следовал вполне определенным правилам исторического повествования. В книге третьей, романе «Цотнэ, или Падение и возвышение грузин», он эти правила решительно сломал.
Читать дальше