Дмитрий Герасимов - Рождение ценности. Очерк философии ценности

Основываясь на отличии ценности как от оценки, так и от способности ценить (переживать), следует признать, что в методологическом плане любой теории ценност- ей должна предшествовать теория ценност -и (т.е. ценности вообще, а не тех или иных ценностей) – в которой следует исходить не из готового набора априорных ценностей, а из самой природы ценности. В противном случае, не ценность, а именно субъективный подбор ценностей (на основании того или иного смысла) будет определять собой понимание ценности, что в действительности и происходит. На данный момент существуют сотни дефиниций ценности – как «полезности», «стоимости», «оценки», «цены», «единства» и т.д., каждое из которых определяется своим кругом избранных «ценностей», на основании которых строится эта дефиниция. Итогом становится множество различных «теорий ценностей», между которыми трудно найти общее согласие.

В действительности, бесконечное многообразие дефиниций свидетельствует не в пользу ценности, а говорит скорее об ошибочности подхода в исследовании ее природы. О ценностях действительно не спорят, но совсем не в том смысле, что их можно «изобрести» бесчисленное множество и именно в такой возможности «изобрести» видеть саму природу ценности. Не заниматься игрой в бесконечные смыслы на основании субъективной оценки, оправдывающей при желании любые «ценности» и любое понимание ценностей, а следовать общему методу выяснения отношения ценности к смыслу (т.е. на основе их различения) – таково, несомненно, единственно твердое основание, гарантирующее рациональное (по смыслу) познание истинной природы ценности.

Пример самого распространенного суждения, подменяющего ценность смыслом, можно найти у Н. А. Бердяева в цитируемом им в «Самопознании» высказывании М. Пруста («В поисках утраченного времени»): «Я никогда не достигал в реальности того, что было в глубине меня» 37 37 Бердяев Н. А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М.: Междунар. отношения, 1990. С. 10. . Представленное здесь «типично метафизическое» суждение исключает ценность (как нечто предметно отличное от смысла) по определению, поскольку объединяет в одну логическую посылку и то, что относится к деятельности мышления («я никогда не достигал в реальности»), и то, что, несомненно, открывается лишь в переживании («что было в глубине меня»). Поскольку ценность (переживаемая мной моя глубина) оказывается субъектом высказывания, в котором смысл выступает в качестве предиката (осмысляющей деятельности), постольку оказывается возможным распространять смысл на ценность, наделяя его характеристиками, бесконечно превосходящими любой возможный смысл, т.е. характеристиками метафизического «Абсолюта». В самом деле, нельзя же помыслить то , что и открывается только в переживании (до, вне и по ту сторону всякой мысли). Как нельзя, напротив, пережить смысл (иначе это будет уже не предмет мысли ). Апеллируя к общей истине (к невозможности обрести в мысли чувство, а в чувстве смысл), данное суждение является столь же ложным по содержанию (в противопоставлении общего правила самому себе же, только суженному до частного случая), сколь неправильным (ошибочным) по составленной форме (предметно объединяющей ценность и смысл в одну логическую последовательность). В итоге в данном суждении исчезают и ценность и смысл. Точнее говоря, они пребывают в нем в слитном, нерасчлененном состоянии. Вот почему различение ценности и смысла, утверждение трансцендентной (по отношению к смыслу) ценности исключило бы здесь необходимость «поэтического» (диалектического) обращения к смыслу, превосходящему самого себя, к Абсолюту.

Не случайно И. Кант, стремившийся поставить метафизику на твердую почву науки, критиковал диалектику за ее «видимость», сводя «к разглагольствованию о чем угодно с некоторой видимостью [правоты]» 38 38 Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. С. 76. , и полагал рассудок и чувственность в качестве независимых друг от друга «начал» (или «стволов») познания. Однако, рассматривая их взаимоотношения, он все еще следовал классической традиции, считая, что они носят строго иерархический (последовательный – «одно за другим») взаимоограничивающий характер, в котором рассудок полагает границы чувственности, а высшие идеи разума не могут найти иного логического обоснования, кроме «регулятивности». Вот почему, отталкиваясь от одномерного сознания, обладающего необходимой для науки «всеобщностью» мышления, И. Кант не допускал «одномоментной» актуализации ценности и смысла, не допускал и возможности духовного опыта (будь он основан на такой актуализации).