Дмитрий Герасимов - Невидимое христианство. Собрание философских сочинений (1998—2005)

Специально же нравственную функцию «наведения» к истине в познании исполняет, согласно Сократу, божественная сила (бог, боги, божественное) через даймония (гения), сны, мифы, обычаи и т. п . – Апология Сократа 28е, 31d 210 210 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 83, 85. , Критон 44b 211 211 Там же. С. 98. , Федон 60e, 107e 212 212 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 10, 69. , Феаг 129е 213 213 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 123. , Пир 203 214 214 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 113. . При этом, если молиться богам и можно и нужно, то боги откликаются не на дары и жертвоприношения, а на души – благочестивые и справедливые – Кратил 401 215 215 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 634. , Евтифрон 14c-d 216 216 Там же. С. 312. , Алкивиад I 117с 217 217 Там же. С. 240. , Алкивиад II 141d, 150 218 218 Там же. С. 129, 139. ; ибо боги пекутся о людях – через разум, укорененный в нравственном переживании, направляют человека к себе – Федон 62b 219 219 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 12. . Во всем в конечной инстанции следует полагаться на бога – человек в этом смысле совсем не автаркиен, не отделен от божественного – Алкивиад I 135d 220 220 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 267. , ибо бог – это и есть само Благо – Теэтет 176с 221 221 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 232—233. . Наконец, «диалектика» (по Сократу, «маевтика»), или вопросо-ответный метод исследования является наиболее подходящим в смысле создания необходимой моральной (со-общительной, рефлексивной) атмосферы познания – Гиппий Больший 292 222 222 Платон. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 399. , атмосферы любви как условия понимания. Строго говоря, Сократ показывает, что вне живого диалога, вне субъект-субъектного отношения 223 223 Т.е. нравственного отношения. и не может быть никакого «познания». Делом жизни Сократа и было идти навстречу афинянам, вырывать их из состояния обыденной «монадности», вызывать к диалогическому сопротивлению и самостоянию в действительности – к общению , за что, быть может, его больше всего и не любили граждане, представлявшие в своем лице не самих себя, а некий род человека вообще, и тем более презирали Сократа, чем более сознавали социальную значимость и природную необходимость самих себя 224 224 Как разительно – своей естественной простотой и безыскусностью – данное объяснение причин судилища, устроенного над Сократом, отличается от того, например, что писал по этому поводу В. С. Соловьев в своей «Жизненной драме Платона». . Сам Сократ называл себя оводом – Апология Сократа 31а 225 225 Если «вы меня убьете, то вам нелегко будет найти еще такого человека, который, смешно сказать, приставлен к городу как овод к лошади, большой и благородной, но обленившейся от тучности и нуждающейся в том, чтобы ее подгоняли» (Там же. С. 85). , источником постоянных беспокойств для окружающих. Сократический диалог в этом смысле радикально противостоит традиционной для античности речи ритора , как монологу универсального разума, изъясняющего самому себе себя же.

Если не возводить семантический смысл девиза «Познай самого себя!» к исходному, жреческому, заимствованному прямиком из дельфийского храма, наивно-рационалистическому его истолкованию, а судить о нем в контексте сократического дискурса, то и известное положение Сократа, за которое ему инкриминируется «этический рационализм», также приобретает действительно сократический смысл, а именно: «любой человек, если бы он знал, в чем состоит его благо, имеющее природу, отличную от непосредственного знания 226 226 Удовольствие «и страдание прекращаются одновременно, а благо и зло – нет, потому что они иной природы» (Там же. С. 539—540). (т.е. если бы он знал о своем незнании этого), не мог бы поступать дурно» – Менон 88d 227 227 Добродетель «коль скоро она полезна, и есть не что иное, как разум» (Там же. С. 599). .

Разумеется, Сократа можно интерпретировать в платоническом духе, «сняв» коренное для его мысли противоречие между тезисом о непознаваемом как перспективой знания (т.е. целью познания не является само познание, как у Платона), с одной стороны, и страстью к конструированию общих понятий, с другой, с помощью простого приписывания последним некоторой самостоятельности по бытию и, следовательно, релятивируя или полностью устраняя «непознаваемое». Что, собственно, и происходит при априорно-умозрительном обособлении познавательной установки посредством устранения всевозможных видов опыта и тем самым – через утрату глубочайшим образом присущего Сократу нравственного переживания действительности. Кроме всего прочего, сам Сократ не знает еще личности как центральной нравственной категории: для него, как и для Платона и для всех античных греков, человек есть прежде всего родовой (т.е. несвободный) индивид – «гражданин», сначала полиса, затем – мира. Потому и разграничение сфер применимости «незнаемой перспективы знания» у Сократа лишь интуитивно, а не дефинитивно: он нигде специально не уточняет, что нравственное самоограничение разума применимо не ко «всему» (космосу, объекту, вещам), а лишь к существу , субъекту, или, как сказал бы Н. О. Лосский, к субстанциональному деятелю. Такая дефиниция станет возможной лишь в контексте христианского духовного опыта.