1 ...6 7 8 10 11 12 ...17 Вот с такими идеями жил Кирилл, и Женя представлялась ему таким больным кристаллом, и не грубые переломы тазовых костей и бедра, не травма самого позвоночника представляли эти поломанные структуры, а именно личность Женина была повреждена. Он смотрел в ее остановившееся лицо – почти без мимики, слушал ее односложное «да-нет», и старался проникнуть внутрь, и проникал, и ужасался полной разрухе, которую наблюдал внутри: вся тысяча ее открытых валентностей, которыми она была обращена наружу, опала, как иглы лиственницы, и ее бесперебойное электричество иссякло, и еще до того, как Женя сама это произнесла, он знал, что ее единственным желанием сейчас было умереть, и что она, умеющая добиваться всего задуманного, будет искать теперь способ, как умереть… Такая жизнь ей была не нужна. И дело было даже не в болях, которые ей глушили уколами и капельницами, и не в гипсовом коконе, сжимавшем ненавистное теперь тело, ни в катетерах и клизмах, ни в чем в отдельности… Это была не жизнь, а злая карикатура…
Прошел месяц, и пошел второй. Она все лежала под капельницей, почти не ела, все пила воду «Святой источник», теряла вес и усыхала. И не говорила. А Кирилл, забросив все на свете, сидел рядом, держал ее за руку и думал… Великой идеи в голову ему не приходило, но он нашел какого-то хирурга-травматолога, старого азербайджанца Ильясова, тоже с идеями, который Женю долго смотрел, а еще более внимательно исследовал многочисленные снимки, которые накопились за это время, и предложил спустя некоторое время, когда сложенные кости, скрепленные железными гвоздями, срастутся, сделать некоторую даже не операцию, а ревизию, потому что, по его соображениям, где-то стоит гематома, с которой стоит поработать…
Спустя три месяца надели корсет и выписали. Ходить не могла. Одна нога кое-как теплилась, вторую не чувствовала. Но обе выглядели ужасно – белесо-синюшные, в сухой шелушащейся коже, худые. В дом привезли инвалидное кресло. Женя в нем сидела. То, что сидела, а не лежала, – это и был прогресс.
И еще был балкон. Он был в Гришкиной комнате, и накрепко закрыт до весны. Не меньше трех месяцев должно было пройти, прежде чем Женю вывезут на коляске на балкон, и она к тому времени должна набраться сил, чтобы суметь поднять ненавистное тело, эту висячую падаль, и перекинуть через барьер.
Кирилл про все знал, даже и про балкон. И Женя догадывалась, что он знает. Но оба об этом молчали. Кирилл с ней разговаривал, но она то ли не слышала, то ли делала вид, что не слышит. Впрочем, иногда говорила «да-нет»…
К телефону Женя не подходила. Как только домой вернулась, сразу сказала «нет» – ни с кем не хочет разговаривать, никого не хочет видеть. Все постепенно и перестали звонить, одна только Лиля Аптекман звонила каждый вечер, но Женю уже и не просила подозвать к телефону, а только просила передать каждый день что-то новое: что погода сегодня хорошая, или праздник какой-нибудь церковный, или что к ней пришли гости и принесли чудесный торт «Прага», очень похож на настоящий… Кирилл привык к этим звонкам и все ждал, когда же она повторится, но та всякий день проявляла изобретательность…
Однажды, уже в конце февраля, Лиля жалобным голосом сообщила, что у нее день рождения, и ей бы так хотелось, чтобы Женя ее поздравила. Женя взяла трубку и бесцветным голосом сказала:
– Поздравляю тебя с днем рождения… И услышала в трубке бурное сопение, и горестный плач, а сквозь сопли и стоны – Лилин голос:
– Женечка! Почему ты меня бросила? Разговаривать не хочешь? Мне так плохо без тебя. Ну хоть поговори со мной немного…
Женя холодно удивилась: Лиля не спросила, как она себя чувствует, и это было даже интересно…
– Я позвоню тебе, Лиля. Не сегодня.»
(Приведено по:
http://litbook.net/book/67381/iskusstvo-zhit/page-1/)
Уже третий месяц ухаживает за парализованной женой Кирилл, муж Жени. Почти целыми днями сидит он рядом с ее постелью, держит в своей руке ее бесчувственную руку и знает без слов то, о чем она думает: придет весна, кресло с опротивевшим ей телом вывезут на балкон седьмого этажа, и тогда она улучит минутку…
Кирилл не отрываясь смотрит на жену, и в его зацикленном мозгу ученого и страдальца прокручивается картина кристаллографической решетки мироздания. Эта взаимопроникающая во времени и пространстве ажурная сеть кристаллов минимизируется и фокусируется на Жене. Не на ее беспомощном теле, а на том элементарном кристаллике глобальной решетки мироздания – «кристаллике ее…» Материалист Кирилл не в состоянии выдавить из себя это слово. Но мы в состоянии: «кристаллике ее души».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу