Коллектив авторов - Артикль. №3 (35)

Иногда я сообщаю им о выгодно сданном заказе, и мы ужинаем в китайском ресторане, но делаю я это нечасто, а как они развлекаются, когда меня нет рядом, мне не известно.

Вы можете подумать, что я холодная стерва, но это не так: я хорошо отношусь к Вике и Вику, просто жизнь заставляет меня проявлять осторожность. У них есть родители и куча родни; если они заболеют, им помогут, выходят, а в старости они будут получать пенсию да еще и деньги родителей перейдут к ним.

Не моя вина, что они выросли беспечными и спокойными за свое будущее и что у них есть все основания оставаться такими.

Но и не моя обязанность тратиться на них: мое будущее зависит только от меня, а я не хочу оказаться в нищем доме для престарелых.

Не думаю, что мне удастся выйти замуж и родить детей. Во-первых, у меня скромная внешность, мужчины не обращают на меня внимания. А во-вторых, врачи утверждают, что беременность и роды могут в один миг отправить меня на тот свет – и зачем же я буду туда стремиться, если меня оставили жить? Что-то ведь моя судьба имела в виду, раз я выжила? Не хочу я ее искушать, хочу жить, а потому должна думать о старости уже сейчас.

В конце концов, если материнский инстинкт начнет меня доставать, то я сумею его удовлетворить: слишком много на белом свете детей-сирот, и почему бы нам не объединить интересы с одним из них?

Конечно, если бы я не скрывала свой материальный достаток, и для меня нашелся бы мужчина, но вот именно этого я и не хочу. Не хочу покупать себе семью: ведь близость и доверие не купишь. Я не говорю о любви – это что-то, чего я вокруг себя не вижу, что-то из книг и кино. Но, поскольку у меня свое представление о сути литературы, то я не слишком ей верю.

Мне кажется, писатели в своих произведениях описывают мечты, видения, которые не могут сбыться, ибо являются фантастикой чистой воды, не имеющей никакого отношения к реальной жизни.

Я люблю читать. Но верить прочитанному – увольте! Настолько моей наивности не хватает

А большинство людей верят литературе и пытаются строить жизнь, какой она выглядит в книгах, почему и становятся несчастными, но веры в мифы не теряют, и это является загадкой для меня. Я не способна верить, мне необходимо знание, только знание может руководить моими поступками и чувствами.

Конечно, если какой-нибудь приятный мужчина заинтересуется мной – такой, какая я есть – и если он вызовет у меня ответный интерес, я его не оттолкну. Но пока этот гипотетический мужчина мне не встретился, а вот мои друзья Вика и Вик пришли к краху из-за своей безоговорочной веры в любовь до гроба.

Собственно, у них так и получилось – до гроба. И это не метафора.

В один из своих визитов к ним я заметила, что между моими друзьями, словно бы, черная кошка пробежала. Обычная их полуироническая, но вполне дружелюбная пикировка приобрела ясно видимый оттенок плохо скрываемой злобы. Видно было, как они стараются ударить друг друга побольнее, особенно злилась Вика. Вик, скорее, отвечал на ее выпады, чтобы не остаться в дураках, а когда Вика молчала, сохранял вид благодушный, полного довольства жизнью.

Я ломала голову над их странным поведением, но в тот день ничего не узнала и не поняла.

Решив, что они уже достаточно долго вместе, чтобы начать ссориться прилюдно, тем более, при мне, кого они знали с детства и не стеснялись, я выбросила их ссору из головы, но через две недели, придя к ним опять, увидела, что поторопилась: накал страстей достиг своего апогея, и они только что посудой друг в друга не швыряли.

Ни о какой прогулке, разумеется, речи не могло идти, и я сказала, что, пожалуй, пойду домой, раз они не в духе, но больше никогда не приду к ним, если они не прекратят скандалы, тем более, что я вообще не понимаю, с чего они скандалить принялись – жили ведь душа в душу и не один год…

Они примолкли и с каким-то удивлением смотрели на меня: мой решительный тон удивил их, я ведь раньше так никогда не разговаривала.

Их взгляды меня не остановили, я надела пальто и ушла.

На улице меня догнала Вика и пошла рядом. В мои планы вовсе не входило вести ее к себе домой, и я предложила ей пойти посидеть в кафе, сказала, что у меня хватит денег на чай с пирожными.

Мы так и сделали, причем она еще и бутылку вина заказала, но, зная, что мне пить нельзя, не стала мне его предлагать. Она попивала, мне это было известно, но кто я такая, чтобы воспитывать взрослую женщину, тем более, что лично мне это совершенно не было нужно.

Минут десять мы сидели молча. Я ела свое пирожное, пила чай, Вика выдула уже два бокала вина, видимо, поэтому у нее развязался язык, и она заговорила: