Владимир Буров - Пятое Евангелие. Явление пятистам

Профессор пишет, что Пушкин допустил две описки. Сначала поставил частицу «не» там, где этого делать было не надо, а потом по ошибке забыл написать это «не».

И в самом деле, не мог же Пушкин сослать царя в Сибирь. И не мог царь писать хорошие стихи. То есть слова «Воображаемый разговор» профессор пишет или читает как: «Представим себе разговор Пушкина с царем». И естественно правит текст Пушкина с соответствие с этим представлением.

Точно также учитель литературы Слаповский «правит» Пелевина, когда говорит, что тот не мог измерить расстояние между собой и пулей, пролетевшей в полутора сантиметрах от него. Представьте себе, лежит человек, летит пуля… нет, нельзя увидеть на каком расстоянии она пролетит от лежащего человека.

Да, Пелевин не может ловить пули, как Чингачгук стрелы. Вымысел – это не преувеличение. Не затем Пушкин представляет себя царем, чтобы сказать, например:

– Я бы назначил тебя не камер юнкером, а камергером. Прости, Пушкин, кто-то описался. Надо было писать камергер.

И не для того, чтобы помечтать, как царь будет сочинять поэму Кочум или Ермак в Сибири. Вот была бы потеха.

Нет, наоборот, реальность, как и душа человека неизменна. Их можно изменить только, не меняя их.

Зачем у Булгакова написано, что Левий утаскивает тело Иешуа? Ведь по Библии тело исчезает, потому что Иисус воскресает. А тут, оказывается, что его просто Левий Матфей забрал. Значит, не было воскресения. Булгаков показал, что не просто не было, а это в принципе невозможно. В принципе, значит, для того, чтобы воскресение Христа было правдой, должно быть невозможно сделать это в реальности.

Воскресение может существовать только в вымысле.

Как-то давно я послал статью в журнал «Вопросы литературы». Я попытался объяснить, что в черновике Пушкина частицы «не» стоят или не стоят правильно, и ошибся не Пушкин, а профессор литературы Сергей Михайлович Бонди.

Мне ответили:

– Непонятно, что вы хотите сказать.

Действительно, что же я хочу все-таки сказать?

Что профессор не прав?

– Это еще надо доказать, – ответят мне.

Еще более удивительно, как такой блестящий профессор, пушкинист, мог так ошибиться?

Ведь по сути дела, что получается. Я говорю:

Христос воскрес.

А профессор Бонди, он же Левий Матфей мне отвечает:

– Прошу прощенья. Этого не может быть. Почему? Да потому что я сам его тело унес! Мне-то уж не надо сказки рассказывать.

И всё действительно так и есть.

Профессор, как человек хорошо знающий эпоху, в которой жил Пушкин, рассматривает как бы историческую реальную ситуацию: разговор Пушкина с царем.

– Я не читал ваши три строфы…

Кто это говорит? Естественно царь. Потому что стихи пишет Пушкин, а читать или не читать их может только царь. Ведь их всего двое.

И вот представьте себе, что кто-то, пытаясь опровергнуть научную статью профессора, напишет:

– Профессор Сергей Михайлович Бонди неправ в своей научной работе, так как… был третий!

Наверное, тогда в «Вопросах литературы» они со смеху попадали от такого научного доказательства. Правда, я уж не помню, как объяснял там, что Пушкин не ошибся. Что это, так сказать, его стиль. Так вышло, что перед этим «Воображаемым разговором с Александром 1» я прочитал произведение Пушкина «Когда Макферсон издал «Стихотворения Оссиана». Там критик Джонсон пишет ответ на письмо Макферсона. Один пишет ответ на письмо, а письма другого человека почему-то нет. Где оригинал? Где само письмо Макферсона? Его нет. Но только мне стало казаться, что это, приведенное Пушкиным письмо, не только письмо критика Джонсона Макферсону, но и ответ Макферсона Джонсону. Сразу в одном письме. В одном письме два письма. Получалось, что фразу начинает Джонсон, а продолжает ее Макферсон.

Додумавшись до этого, что можно ответить, когда спросят:

– Что вы хотите сказать? непонятно.

А что скажешь? Что на самом деле люди не пишут друг другу письма? Разве они делают так: обращаются к кому-то и сразу дают ответ на вопрос. Прямо в одной фразе! Вот тебе вопрос и вот ответ. В чем дело? Зачем Пушкин так написал? Ведь так же не бывает.

А потому… подождите одну минуточку, сейчас возьму книгу. Читаем:

Страшно? А дело здесь не в страхе. Хотя, страх, наверное, способствует и соседствует с чёрными мыслями.