Владимир Буров - Пятое Евангелие. Явление пятистам

В нем было корректорское написание. Даже владелец издательства не смог толком разобраться в этом деле. Он просто сказал Агате Кристи, когда она пожаловалась ему, что эта корректорша старой закалки. Не стоит мол, обращать на нее серьезного внимания. Для директора издательства – — это мелочь, а писательница почему-то встала стеной за свое написание. Ведь разница очень маленькая. На русском языке эти написания можно изобразить следующим образом. Агата Кристи пишет название магазина, продающего кофе, как КОФЕ. А корректор, как «КОФЕ».

На самом деле там было небольшое отличие в написании самого слова. Но принцип тот же самый. На банке нет кавычек, а в правилах русского языка они есть. Агата Кристи прекрасно понимала, что эта маленькая разница в написании слова КОФЕ, на самом деле очень большая. Решается вопрос, так сказать, жизни и смерти. Что больше, работа или учебник. Не просто для красного словца сказал Гёте:

– Суха теория, мой друг, но древо жизни пышно зеленеет. – То есть корректорское «кофе» нельзя пить. Оно в пищу не годится. Как фанерно-лобзиковые детективы не могут быть НИКЕМ прочитаны.

Конец вставки

Но даже если все любят читать современные русские детективы, минус единица все равно существует.

Значит, минус-единица это я.

или

Теория Относительности

Пример соцреалистической картинки:

«А потом что-то загрохотало, и это было совсем не похоже на драку. Наташа резко вскинула голову и завизжала: парень с фонариком лежал на полу и пытался ползти, над ним стоял другой тип в джинсовой куртке, в руке он держал пистолет и целился куда-то в дальний конец вагона. Потом он прыгнул куда-то вбок. Снова загрохотало, пронзительно закричала какая-то женщина. Опять грохот, теперь совсем близко.

Наташа удивленно посмотрела на перегородку между купе, в которой почему-то появилась дырка. Крики стали слышаться со всех сторон, зазвенело разбитое стекло».

Обратите внимание на эти «что-то», «куда-то», «какая-то», «почему-то». Человек, находясь, так сказать, в гуще событий, не может видеть большего. Всё как в тумане, всё не ясно. И всё не так просто, как кажется, хотя ясно, что перед нами явная ложь. Ложь, потому что мы всё знаем, но автор говорит:

– А давайте представим, что не знаем.

Вроде бы зачем, непонятно?

– А затем, – ответит этот автор, – что не можем мы знать.

Вот так, знаем, но так как не можем знать, то надо писать кого-то, как-то, куда-то.

Сложность в том, что представимую картинку нельзя конкретизировать. Как говорится, как не таращ глаза, как не хлопай глазами, все равно больше ничего не увидишь, кроме этих кто-то, как-то, где-то, почему-то. Нет подзорной трубы – всё так и останется. А она… а она запрещена! Ведь иначе всё будет нереально.

И действительно, разве реально быть одному человеку одновременно в двух местах? Кажется, что нельзя. А ведь можно. Это получается, когда автор является драматургом (Шекспир), когда автор – герой, то есть пишет от первого лица. Так у В. Пелевина герой говорит, что пуля прошла в полутора сантиметрах от его бока. Кажется, так, хотя точно не помню. Соцреалист, учитель литературы сразу это замечает и говорит:

– Этого не может быть.

Не может герой этого видеть, заметить. Это должны быть слова автора. Но автор-то и пишет от первого лица. Он герой. А значит, он может это знать.

Получается, что есть способы быть в двух местах одновременно. А соцреалист в это не верит. Не просто не верит, а не верит, отрицая очевидные вещи.

Когда Сергей Михайлович Бонди прочитал черновик Пушкина «Воображаемый разговор с Александром 1» он написал:

– Этого не может быть.

Он смотрел невооруженным глазом. Это было более пятидесяти лет назад, и подзорная труба была запрещена, как ересь.

Чем же был так удивлен профессор?

Чтобы не писать здесь диссертации упростим немного дело, не меняя, разумеется, ни капельки его существа. Исторические ситуации часто вызывают споры. Один скажет, за такие вещи морду били, а другой говорит, что это обычное дело между порядочными людьми. Там, в черновике «Воображаемого разговора», Пушкин что-то такое говорит царю, а профессор Сергей Михайлович Бонди возражает: не мог Пушкин такого сказать царю, потому что даже обычный дворянин вызвал бы Пушкина после таких слов на дуэль. А тут царь! Я не помню точно, что там сказал Пушкин. В принципе можно изобразить ситуацию так: Пушкин умел писать стихи, а царь мог ссылать в Сибирь. Обратного быть не может. Можно даже сделать еще проще. Или нет, проще не буду делать. Это уж слишком.