Андрей Углицких - «От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017)

Так или иначе, главный урок «Окаянных дней» Бунина заключается, на мой взгляд, в том, что нельзя, «гвоздить к позорному столбу» свою историю, свою страну, собственный народ, памятуя о том, что часть еще не все целое, и что целое отнюдь не равно его частям…

Завершая разговор о роли и месте «окаянщины» в русской истории, еще раз подчеркну: Достоевский искал русского Христа, Лесков – праведника, Лев Толстой – Идею, могущую изменить мир, Бунин в своих «Окаянных днях» преподал предметный урок исторической нравственности.

В книге Ивана Алексеевича Армия – одно из главных действующих лиц. Это неудивительно, ведь она, как состоящая исключительно на государственном иждивении, – один из самых уязвимых институтов «смутного» общества.

Волею судеб, я дежурю на «неотложке» в одном из педиатрических центров столицы. Штат водителей этого учреждения наполовину состоит из военных, офицеров – отставников «непобедимой и легендарной», подтянутых, работящих сорокалетних мужчин, профессионалов войск ПВО и «сухопутчиков», командиров танковых батальонов и начальников штабов мотострелковых полков. Многие из них – выпускники военных Академий. Ну чем не Париж «русских таксистов – поручиков» (1920—30 гг.)?

Недавно, в одной из «Криминальных хроник», случайно наткнулся на поразившие меня записки «врага» – воспоминания офицера ичкерийского спецназа, русского наёмника о недавней Чеченской кампании. Автор, в советском прошлом офицер Рижского ОМОНА, вскоре после развала СССР, переехал в Чечню, присягнул там на верность режиму Дудаева, принял ислам и стал служить в одном из лучших соединений элитных чеченских «командос». Особенно потряс меня один эпизод повествования выкреста. Перескажу своими словами.

Враги блокировали заброшенную в один из горных районов Чечни разведгруппу ГРУ (Главное Разведывательное Управление). Окруженные разведчики сражались отчаянно. Их командир, понимая, что уйти живыми из кольца не удастся, желая избавить от ненужных мучений, добил своих тяжелораненых товарищей. Потом он застрелился сам, предварительно положив под себя подготовленную к взрыву гранату. Командир (смертью смерть поправ!) продолжал воевать и после собственной гибели: взрыв гранаты, последовавший позже, при попытке перевернуть его тело, унёс с собой жизни ещё троих боевиков. Потрясённые мужеством разведчиков, сепаратисты с воинскими почестями похоронили российских военнослужащих.

Я часто думаю об безвестных героях этой неизвестной кавказской войны.

Кто были эти российские парни, исполнившие свою присягу? Знают ли там, на «Большой Земле», что с ними сталось? Или до сих пор они числятся в «без вести пропавших», а их родители обивают пороги приёмных военных чиновников, пытаясь доискаться до истоков, пробиваясь к правде сквозь косые недоверчивые взгляды…

Последнее время особенно часто на улицах мне попадаются на глаза юные солдатики. Нынешние «служивые» – это мальчишки с бунинскими глазами, от которых и остались – то, по сути, одни глаза – от голода ли, от издевательств ли «дедов», от того и другого вместе – не знаю. Виновато, заискивающе улыбаясь синими от холода губами, они «стреляют» сигаретку, (если повезет, то и другую) и, разжившись табачком, благодарно растворяются в толпе. Шейки у защитников Отечества – цыплячьи, у большинства – гнойничковые заболевания кожи, их красные, «заветренные», льдистые руки – в огрубелых мозолях… Шинелишки на рыбьем меху. Да кого они могут, простите, защитить? Да их самих, впору, защищать!

Окаянство…«Окаянный… диавол, сатана».

Не колесницами ли Сатаны казались Ивану Алексеевичу те страшные чёрные грузовики, летящие по безлюдным обледенелым улицам Москвы 1918 года? Может быть, пророчески предвидел он эволюцию этих «революционных» монстров сначала в чёрные, ночные «маруси» тридцатых годов, а далее, в спецмашины психиатрических бригад семидесятых, и, наконец, в танковые колонны, с рёвом несущиеся незабываемо – ненастным Яблочным Спасом 1991 года по Ленинскому проспекту Москвы в сторону Центра…

Но только ли в этом «Окаянные дни» оказались пророческими, только ли в этом!

«Окаянные дни» – это ещё и исповедальная книга человеческого отчаянья, безысходного исступления. Писатель, находясь в состоянии аффективного ситуационного стресса находил первое время какое – то облегчение «выговариваясь» в дневник. Но поскольку «окаянщины» становилось всё больше, а силы душевные таяли – симптомы смятения нарастали. В первой части книги мы видим только одну ночную запись, во второй – их уже шесть (не мог уснуть ночью, мысленно полемизируя со своими оппонентами). Развёрнутая клиника тяжёлого невроза описывается самим Буниным, как «тупость, ко всему отвращение, потеря вкуса к жизни.. «…Вчера на базаре несколько минут чувствовал, что могу упасть… «» …Проснувшись, как – то особенно ясно, трезво и с ужасом понял, что я просто погибаю от этой жизни и физически, и душевно. И записываю я, в сущности, чёрт знает что, что попало, как сумасшедший… …Я два раза был близок к обмороку. Надо бросить эти записи. Записывая, я ещё больше растравляю себе сердце» (10 мая, 11,19 июня). Болезненное состояние усугубляло непонимание коллег, литературных знакомцев. Характерен в этом отношение эпизод с Ф. Ф. Кукушкиным (9 июня): «Я не сказал ему ничего ужасного, сказал только, что народу уже надоела война, и что все газетные крики о том, что он рвется в бой, преступные враки» – пишет Бунин, и продолжает: «И вдруг он оборвал меня со своей обычной корректностью, но на этот раз с необычайной для него резкостью: «Оставим этот разговор. Мне ваши взгляды на народ всегда казались – ну, извините, слишком исключительными, что ли…»