Иннокентий Анненский - Книги отражений

С умом, с иронией (лат.).

…среди «пророков во Израиле» — т. е. среди выдающихся людей.

Бутарь (диал.) — будочник.

Я читал как-то в книге одного немецкого филолога… где не знали благословенного труда. — Источник ссылки не обнаружен.

По-видимому, опечатка; м. б.: один (прим. составителя).

Воскрешение Лазаря. — Глава из Евангелия, которую Соня Мармеладова читает Раскольникову (Пн 4, IV).

Ты рассуждаешь… что же дальше? — Цитата приведена не совсем точно (IV, с. 155–156).

…толстовский работник… — См. рассказ Л. Толстого «Хозяин и работник» (опубликован в 1895 г.).

Когда я пьян… уважать надо!.. — Цитата приведена не точно (IV, с. 155).

ТРИ СЕСТРЫ

Впервые: КО, с. 149–167. Автограф: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 129. Печатается по тексту книги.

Статья написана в 1905 г. К июню она была уже закончена (см. письмо от 5.VI 1905 г. к Е. М. Мухиной).

Цитаты проверены по изданию: Чехов А. П. Три сестры. — Русская мысль, 1901, № 2.

«Новое время» — политическая газета, издававшаяся в Петербурге с 1868 по 1917 г.

«Я не слышу тебя, Маша…» — У Чехова: «Я не слышу все равно. Какие бы ты глупости ни говорила, я все равно не слышу» (III, с. 163).

Ну, да что уж там с вами делать? — У Чехова: Вершинин: Я пришел проститься… (Ольга отходит немного в сторону, чтобы не помешать прощанию) (IV, с. 175).

Мари, вы немного грубоваты (фр.).

Юлиан (331–363) — римский император, деятельность которого была посвящена возрождению язычества; за это был прозван «отступником».

Бисмарк фон Шенгаузен Отто (1815–1898) — государственный деятель и дипломат Пруссии и Германии.

Гладстон Уильям (1809–1898) — английский государственный и политический деятель.

О, только бы Иерусалим не изменил. Горит ли еще на западе его тень?.. — Намек на стихотворения А. С. Хомякова «Широка, необозрима…» (1858) и «Мечта» (1835). Указано Б. Ф. Егоровым.

…егеровская фуфайка… — тонкое шерстяное нижнее мужское белье, названное по имени Отто Егера, немецкого теоретика гимнастики.

Сердечкин — вероятно, герой какого-нибудь популярного водевиля; устаревшее — влюбчивый человек («Словарь современного русского литературного языка», т. 13).

«Мир божий» — ежемесячный литературный, политический и научно-популярный журнал; издавался в Петербурге в 1892–1906 гг.

Девственница (фр.).

…Вольтера называли фернейским отшельником… La pucelle… — В 1758 г. Вольтер, удалившись от политической и светской жизни, поселился в своем имении Ферне, на границе Франции и Швейцарии. Отсюда — «фернейский отшельник». «La pucelle d Orleans» («Орлеанская девственница», 1735) — поэма Вольтера.

БАЛЬМОНТ-ЛИРИК

Впервые: КО, с. 171–213. Автограф: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 126. Печатается по тексту книги с исправлением опечаток.

В автографе подзаголовок к статье, впоследствии зачеркнутый: «Эстетический момент новой русской поэзии». Это дает основание предположить, что статья аутентична Докладу, который Анненский читал в «Неофилологическом обществе» 15 ноября 1904 г. В пользу этого предположения говорит также конец статьи, в рукописи зачеркнутый (см. с. 442). Как и во многих других случаях, лирика Бальмонта здесь не столько предмет для анализа, сколько материал, подкрепляющий общие рассуждения Анненского о современной ему поэзии.

Публикуемое ниже письмо Анненского к А. Н. Веселовскому раскрывает отдельные положения статьи. Автограф: ИРЛИ, ф. 45, оп. 3, ед. хр. 89. Опубликовано А. В. Лавровым в журнале «Русская литература», 1978, № 1, с. 177–179.

17. XI 1904

Ц С

Многоуважаемый Александр Николаевич,

Я не сумею выразить Вам, насколько я сожалею, что должен был читать свой реферат в «Неофилологическом обществе» в Ваше отсутствие. Если бы я знал об этом; отсутствии ранее, я бы взял свое сообщение обратно или попросил бы отложить его. — Дело в том, что, если Вы припомните, Вы сами выразили желание (после заседания Пушкинской комиссии), чтобы я развил и обосновал высказанное мною, как Вам казалось, парадоксальное мнение о нашей литературной бесстильности. Болезнь помешала мне исполнить желание Ваше в прошлом году; но как только я получил возможность заняться чем-либо, кроме текущих дел, я занялся рефератом об эстетическом моменте новой русской поэзии. Целью моей было обратить внимание на интересность новых попыток повысить наше чувство речи, т. е. попыток внести в русское сознание более широкий взгляд на слово как на возбудителя, а не только выразителя мысли. С этой; целью я собрал ряд данных, по которым слушатели могли бы выяснить себе некоторую часть этого вопроса, помимо моих утверждений. Я имел в виду осветить и то положение, что наше я, удачно или неудачно, поэтично или задорно, но, во всяком случае, полнее, чем прежде, отображается в новой поэзии и при этом не только в его логически оправданном, или хотя бы формулированном, моменте, но и в стихийно-бессознательном. Наконец, в сообщении моем развивались основные положения эстетической критики. Примеры я брал из поэзии Бальмонта, как наиболее яркой и характерной, по-моему, для нового русского направления, а притом и более уже определившейся: самый полемизм и парадоксальность некоторых из стихотворений этого поэта дают право почувствовать, каким трудным путем должна идти прививка к нашему слову эстетических критериев. Наконец, я обратил внимание и на то, что стихотворное слово эмансипировалось в нашем сознании гораздо менее, чем прозаически-художественное. В последних словах моих заключалась нарочитая просьба не считать моего совершенно теоретического доклада панегириком какому бы то ни было направлению. Я имел в виду только содействовать обмену мыслей, тем более, что и Вы, дорогой учитель, вызвали меня на диспут. Чтение мое не достигло этой последней цели и закончилось довольно печально. Председательствовавший у нас П. И. Вейнберг в заключительном слове после ритуального комплимента высказал о докладе моем мнение, для меня совершенно неожиданное. Г Вейнберг нашел возможным одобрить меня за то, что я серьезно отнесся к поэту, к которому «мы» относимся лишь иронически. — Я до сих пор думал, что в научном обществе можно говорить только о том, к чему относишься серьезно, и что такого отношения референту в заслугу не поставляют Г Вейнберг высказал далее свой взгляд на Бальмонта с аллюзией на то, что я ставлю его выше Пушкина, и позволил себе назвать меня «адвокатом» Бальмонта.