Елена Хаецкая: Фантастика как объект сексологических исследований

У Спрэга де Кампа в одном из «Конанов» предолго пытают служанку раскаленными прутьями. А кошмарный «Гор», где что ни глава, то секут закованную в цепи полногрудую красотку…

Однако пытки женщин в описании авторов fantasy поражают прежде всего убогостью и неинтересностью. Набор штампов в описании, скудная фантазия… Скучно поданная флагеляция и неизменные раскаленные прутья. Увы! Садист-эстет изобретал бы изощренные способы мучительства, утонченные орудия пытки, воспевал бы порочную красоту боли и страха, что можно заметить, например, в сочинениях растленного Муркока с его декадентскими мирами.

Эстетский вариант садизма, с точки зрения врачей-психиаторов, является наименее опасным для общества. В реальных жизненных проявлениях он принимает вид игры с «жертвой-добровольцем» либо вообще никак не воплощается.

Садизм же «молитвинского» толка, ограниченный и вульгарный, свидетельствует, скорее, о неприязни означенного автора к женскому полу вообще, о стремлении возобладать над женщинами и утвердиться в собственном превосходстве. В реальной жизни это, понятное дело, не удается — но умище-то, умище куда девать?

Подобный садизм, связанный с неприязнью к женщине, подспудный, чаще всего всплывает на поверхность в виде очередного Чикатилло, серенького неприметного мужичонки. Такой мужичонка, задавленный собственной неполноценностью, — готовый клиент для психушки.

Как правило, на галеры или в каменоломни героев мужского пола отправляют более-менее безликие «силы»; в жертву темным божествам норовят принести злые жрицы. Обыкновенно цель жрицы — слиться с богом-монстром (мужского пола), а для этого необходимо сперва убить героя (потенциального соперника монстра).

На сексуальную направленность всех этих историй с «каторжными работами» указывает то, что в каменоломни никогда не отправляют старого и некрасивого герцога. Герой, который не является объектом сексуального вожделения, пыткам не подвергается. Напротив, молодых и красивых заковывают, морят голодом, бьют у столба, заставляют катать тачку с рудой и изнемогать на веслах. Глумятся. Позорят. Продают с торгов. Иные женщины находят в этом определенную сладость.

В жанре fantasy им подвергается местная интеллигенция, т. е. маги. Моральные страдания других персонажей (не магов) — даже по поводу разоренного отчего дома, погибших и угнанных в рабство родственников — выглядят довольно умозрительно. Другое дело — Дар, иссушающий душу. Маг всегда этим истерзан. Кроме того, он окружен непониманием. Он одинок, несмотря на свое могущество, он один обладает Знанием, которое одновременно есть его Проклятие. Все это гнетет и возвышает — словом, рвет на части.

Можно предположить, что в большинстве случаев автор вкладывает в образ мага значительную часть собственной души. Как-то раз доводилось мне задуматься: отчего сагу об Артуре столь часто излагают либо от лица Мерлина, либо от лица Морганы? Ответ: маги, т. е. интеллигенция, уязвимая и мятущаяся, эмоционально ближе современному писателю, нежели рыцари. И этот подход, кстати, куда честнее, нежели тот, при котором мягкотелый гражданин, отягощенный высшим образованием, воображает себя героем меча.

Представим себе автора fantasy, особенно в начале его пути. Он — мечтатель, которому скучна мещанская обыденность. Как признавался один очень неплохой толстяк-писатель: «Я женился в девятнадцать лет, двое детей, работа… А хотелось — безумной скачки по краю океана…». Какие честные, пронзительные слова! Итак, будущий сочинитель fantasy не понят окружающими (домашними, на работе), а в душе у него живут прекрасные яркие миры… У него есть Дар, Тайный Дар, а отсюда — один шаг до иссушения души.

Тема просто любви в fantasy зачастую приобретает вид схемы «он ее любит, но она его любит». С прискорбием следует отметить, что нормальная, разнополая, разделенная, не изукрашенная извращениями любовь между существами одного вида (т. е. не любовь мужчины к трогательной пушистой гномке), в описании фэнтезийных авторов выглядит как взаимные трения гормональных подростков, где главенствующую роль играет непрерывное состязание в крутости. Героиня, только что поражавшая отсутствием комплексов, вдруг некстати «краснеет». Отпускаются дурацкие шуточки. В ход идут шпильки и совершенно детские подначки а-ля восьмой класс средней школы. Намеки, ясные и слону. Типичная пара такого вида — Тика и Карамон.