Мы ничего не сказали о господине Жозефе, которого городские «умники» долго принимали за иезуита, занимающего высокое положение в ордене, а между тем господин Жозеф, к общему удивлению, женился на Жюли, унаследовал владения Костов и привел их в должный порядок. Но и он умер, не сняв проклятия, тяготеющего над угасающим родом.
Роман заканчивается «по-флоберовски» — благополучием, если не торжеством, посредственности, того самого «маленького человека», который рассказал историю Польской Мельницы и ее хозяев.
«Польская Мельница» — роман печальный: счастье, радость нельзя выиграть в лотерее, да и возможность их в обществе лавочников и тщеславных «умников», завистливых стяжателей и бездушных мещан вообще сомнительна. И все же, вероятно, в чем-то права французская исследовательница творчества Жионо К. Шоне: «Удивительно, что последние произведения Жионо, в которых столько человеческого зла, миазмы холеры, самоубийства, траур, сумасшествие, не пессимистичны… можно было бы сказать, что каждый персонаж повторяет вслед за автором: "Это так. Это нормально. Таков закон жизни"». Действительно, есть у Жионо своеобразный фатализм, не покорность судьбе, но принятие ее законов, самой природы. Ими нужно уметь пользоваться, но ни победить, ни обойти их нельзя.
В 50-е годы Жионо совершает путешествие «к источникам», в глубь собственной истории и Истории с большой буквы. Он едет в Италию, пишет книгу об этом путешествии, занимается историей Франции.
Окидывая взглядом созданное Жионо, невольно приходишь к мысли, что писатель показал нам свою особую Францию, не такую, какой мы ее представляли по другим произведениям французской литературы. Как-то Сименон, совершив большое путешествие на лодке по рекам и каналам страны, увидел, по его словам, более древнюю Францию. Именно эту непривычную для нас, уходящую в прошлое Францию видел с холмов Прованса и Жионо.
Жионо любил свое писательское ремесло. Выступая по телевидению, он говорил, что не понимает романиста, писать для которого — мука. Художник, говорил Жионо, подобен любому ремесленнику, сапожнику например, а ведь нельзя представить себе сапожника, страдающего над парой сапог. Хороший сапожник вправе рассчитывать на благодарность тех, кто будет носить сделанную им обувь, писатель — на признательность своих читателей. Будем надеяться, что так и примут опубликованные здесь два романа Жионо. Они заслуживают этого.
В «Эроп» в 1934 г. Жионо опубликовал статью, которая так и называлась: «Я не могу забыть».
Эпидемия действительно поразила Верхний Прованс в 1838 г., что позволяет точно датировать происходящие в романе события.