Алла Латынина - Большая антология рассказа. Заметки о премии имени Юрия Казакова

Хорошо, конечно, когда на раннем этапе определяется лидер, как это случилось, например, в последний раз, когда присуждали премию 2011 года. И шорт-лист был сильный: с занятным рассказом Всеволода Бенигсена, иронизирующего над абсурдом доморощенной нумерологии, увы — прорастающей в абсурд нашей жизни; с добротным рассказом Леонида Юзефовича «Поздний звонок», отсылающего читателя ко временам его давнего героя, барона фон Унгерна; с изящной импровизацией на тему связи имени и судьбы Анны Матвеевой. Но лидировал явно Николай Кононов с рассказом «Аметисты», который только на первый взгляд излагает комическую историю «с макабрическим оттенком» и создает гротескный портрет властной хамки, в мозгу которой вся фанатично усвоенная ею культура обернулась общим местом, и ее сына-перестарка, а в действительности — побуждает к размышлению о загубленной жизни не только придурковатого сына мегеры, но и великого поэта, загубленного с таким же «ошеломительным властным масштабом». Кононова и назвали победителем. Как и полагалось. Ну а когда очевидного лидера нет, как найти справедливое решение?

А вот никак. Надо привыкнуть к тому, что справедливость соседствует со словом «равенство». А премия — любая — устанавливает иерархию. А там, где иерархия, — там нет справедливости.

В чем больше всего упрекали премию? В ангажированности (премия в значительной степени «новомирская»). Я не люблю это слово и повторяемость подобных упреков. Но ангажированность, конечно, существует. Ангажированность стилевая, групповая, поколенческая. Даже географическая, наконец. Вкусы разных людей вступают в противоречие друг с другом, в результате чего могут возникать странные решения. Были такие решения и у премии Казакова. Однако если взглянуть на список лауреатов, то видишь, что он выглядит достойно.

Был еще постоянный упрек в том, что, дескать, премия утверждает свою эстетику и не открывает «новых горизонтов». Не приветствует «инновации» в литературе. (Иногда — приветствовала. Выходило боком — как в случае с Ключаревой.) Но вообще — почему премия, задуманная журналом с определенной эстетикой, должна поддерживать эстетику чуждую? В то же время лучшие премированные рассказы были достаточно разнообразны в стилевом отношении: традиционный реализм Астафьева и Екимова, импрессионизм Игоря Клеха и Ирины Полянской, мифотворчество Асара Эппеля и густая метафоричность Ольги Славниковой.

Повлияла ли премия на судьбу рассказа в России? Боюсь, никакой премии это не под силу. Под силу другое: поощрить журналы и издательства печатать рассказы, а СМИ — писать о них, создавая информационный повод. Это и происходит. Стоит только сопоставить лонг-листы первых премий и недавних, как станет ясно: расширилась и география номинантов, и их число. Даже, на мой взгляд, слишком.

Можно ли составить картину бытования и эволюции рассказа по лауреатам премии? Думаю, что такая картина будет неполной. А вот если взять хотя бы шорт-листы за двенадцать лет — картина получилась бы очень выразительной и репрезентативной. В сущности, на протяжении двенадцати лет жюри премии и занималось тем, что составляло некую антологию современного рассказа. Пожеланием увидеть ее в виде книги (или нескольких книг) я и закончу.

[1]Жюри премии им. Казакова, за исключением куратора премии Сергея Костырко, ежегодно (полностью или частично) ротируется. (Прим. ред.)

[2] .

[3] .