В конце романа прижатый к стене убийца готов уже покончить с собой, но под влиянием маниакальной убежденности в своей гениальности решает сначала написать длинное письмо, в котором рассказывает о своем хитроумном замысле и его мастерском исполнении. Убийцей оказывается известный хирург Фрек, знакомый нам уже с первых страниц романа, но все это время остававшийся, по крайней мере для доверчивого читателя, вне всякого сомнения. Покончить с собой Фреку не удается, его ловят, а письмо попадает к лорду Питеру и раскрывает нам все до сих пор неизвестные подробности, а также педантично повторяет уже известные.
Это письмо — весьма любопытный документ, характеризующий не столько приемы, которые используют убийцы, сколько уловки и ухищрения, к которым вынуждены прибегать авторы детективных романов, чтобы хоть как-то компенсировать истасканную сюжетную схему. Девятнадцать набранных мелким шрифтом страниц посвящено изложению невероятно усложненного плана, который сводится к убийству миллионера Леви, переносу его тела в больничный морг и водворению в ванну мистера Типса безымянного трупа из того же морга. Эта операция, которую хирург-преступник должен был осуществить всего лишь за несколько часов, была сопряжена с множеством дополнительных действий — обезображиванием одного трупа, изменением внешности другого, поисками такси, переодеваниями, проникновением в дом убитого, организацией инсценировки у него в спальне, и опять поездки, переодевания, перетаскивание трупов из одного места в другое, спуск по водосточным трубам и связанным простыням, заталкивание трупа в окно чужой квартиры, не говоря уж о целой серии мер, принятых, чтобы отвести глаза полиции и уменьшить опасность разоблачения. В общем, читателю нужно быть невообразимо легкомысленным, чтобы поверить в существование убийцы, который в течение многих часов мог бы беспрепятственно действовать на улицах города, в переполненных помещениях больницы, у себя дома и в доме убитого, не будучи замеченным по крайней мере полудюжиной нежелательных свидетелей. Можно, конечно, возразить, что вся эта невероятная сложность и невероятное стечение обстоятельств — всего лишь узаконенные условности жанра. Но узаконенные во имя чего? Во имя одной-единственной цели — придать новый вид старому, надоевшему кроссворду и сделать его решение возможно более трудным.
Если сузить рамки жанра до такой степени, то тогда действительно нужно признать умение Дороти Сэйерс поставить и отрежиссировать кровавую драму, развивающуюся якобы в определенном городе и определенном обществе, но на самом деле представляющую собой отвлеченное рассудочное построение вне времени и пространства. Но в таком случае нам придется отдать пальму первенства не Дороти Сэйерс, а совсем другой женщине, на чьей писательской совести лежит по крайней мере несколько сот убийств, — прославленной Агате Кристи.
Агата Кристи (род. в 1891 году) по сравнению со своими соперниками обладает определенными литературно-художественными и профессиональными преимуществами. Не случайно, что более шести десятков романов, опубликованных ею за полвека с небольшим, ничуть не ослабили интереса читателей к ее творчеству. Книги Агаты Кристи, переведенные на пятьдесят языков, вышли общим тиражом, превышающим восемьдесят миллионов экземпляров. «Как и «битлзы». Агата Кристи в одно и то же время и учреждение, и фирма, — писали Буало и Нарсежак по поводу выхода в свет собрания сочинений писательницы. — В глазах читателей всех возрастов и всех слоев именно она символизирует детективный роман. Может быть даже, именно благодаря ей этот роман снова стал пользоваться благосклонностью публики. Но почему Агата Кристи? Почему не Джон Диксон Карр или кто-нибудь другой? Как разгадать эту загадку?». [37] P. Boileau et Тh. Nаrсеjас. L'énigme Agatha Christie. — «L'Express», Paris, 6—12. III. 1967, p. 42.
Буало и Нарсежак не могут решить эту загадку, видимо, потому, что творчество Кристи непохоже на детективные мистерии, в которых они такие специалисты. Они объясняют успех писательницы тем, что ее беллетристика очень напоминает сплетни и разговоры, бытующие в «хорошем» буржуазном обществе, и что, следовательно, это общество воспринимает книги Кристи как нечто вполне естественное и «свое». Но такое объяснение просто наивно. Романы Кристи читают не только в «хорошем» обществе, да и сплетни, как и интерес к личной жизни героев, вовсе не занимают в них ведущего места. Все дело не только в том, — что писательница чрезвычайно ловко умеет построить интригу, но и в том, что часть рассказанных ею историй, по крайней мере в некоторых отношениях, гораздо реалистичней небылиц, преподносимых читателю другими авторами.
Читать дальше