Богомил Райнов - Черный роман

Впрочем, у читателя, даже если он по интеллекту может соперничать с Холмсом, нет никакой возможности проявить свои способности в процессе чтения. Конан Дойль не излагает честно условия задачи, а скрывает их. Только герой обладает привилегией обнаруживать роковые улики, заботливо разбросанные автором по всему произведению. Но даже с характером этих улик читатель знакомится не полностью и не вовремя. Они раскрываются перед ним очень постепенно, по частям, в зависимости от настроения и капризов сыщика, и эти скудные порции выдаются как подаяние лишь для того, чтобы подольше держать читателя в состоянии напряжения и недоумения и не дать ему раньше времени захлопнуть книгу.

К сожалению, человек, который представлен нам как мастер или, вернее, как самый проницательный сыщик своего времени, не всегда оказывается на высоте положения, несмотря на постоянную помощь автора. С чисто житейской, да и с литературной точки зрения это отнюдь не недостаток: образцовые во всех отношениях герои обычно неубедительны, а иной раз и отталкивающи. Однако все дело в том, что редкие ошибки, допускаемые Холмсом, порой непростительны и для человека с самым заурядным интеллектом. Таков случай со старухой из «Этюда в багровых тонах». Молодой человек, переодетый старухой, довольно долго разговаривает с сыщиком, умудряется его обмануть, и сыщик, позволяющий, чтобы его обманули таким образом, — разве трудно понять, кто из этих двоих гений, а кто наивный простак? Но если подобная наивность комична, то последствия ее в романе уже трагичны: после бегства «старухи» Холмс позволяет кэбмену беспрепятственно уехать и тем самым дает ему возможность совершить второе убийство. Сыщику даже и в голову не приходит, что именно кэбмен может быть преступником, хотя незадолго до того он сам пришел к выводу, что убийцей должен быть именно кэбмен, и для всех уже почти очевидна какая-то связь между «старухой» и кэбменом. И подобную близорукость проявляет человек, который по двум пятнам и одному следу может разгадать все перипетии зловещей драмы, начиная от физиономии убийцы и кончая характером самого преступления.

Что же касается методов Шерлока Холмса, изображаемых автором как нечто сверхисключительное, то они сводятся к составлению версии на основе материальных улик, обнаруженных на месте преступления. Этот банальный прием, необходимый при любом уголовном расследовании и, разумеется, ни в коей мере его не исчерпывающий, рекомендуется нам как величайшее открытие, сделанное Холмсом. Не случайно, забыв о своем собственном литературном происхождении, герой Конан Дойля издевается над теми самыми образами детективов, чьей не слишком совершенной, хотя и достаточно точной копией он является. «Вы, конечно, думаете, что, сравнивая меня с Дюпеном, делаете мне комплимент, — заметил он. — А по-моему, ваш Дюпен очень недалекий малый…» [17] Артур Конан Дойль. Собр соч. в 8-ми томах, т. 1. М., 1966, стр. 51.

А когда Уотсон вспоминает о герое Габорио, сыщик иронически хмыкает: «Лекок — жалкий сопляк… У него только и есть, что энергия. От этой книги меня просто тошнит. Подумаешь, какая проблема — установить личность преступника, уже посаженного в тюрьму! Я бы это сделал за двадцать четыре часа. А Лекок копается почти полгода!» [18] Там же.

Трудно, конечно, отрицать, что Холмс действует с исключительной быстротой. Но это скорее следствие не столько ловкости сыщика, сколько невежества автора. Уотсон, например, описывает осмотр Холмсом места преступления, подробный и обстоятельный осмотр с обмерами, исследованием стен, пола и даже пыли, лежащей на полу, не говоря уж о внимательном изучении трупа и одежды убитого. После чего рассказчик, удивленный дотошностью приятеля, восклицает, что осмотр продолжался «целых двадцать минут!». Очевидно, Конан Дойль даже не подозревал, что подобного рода осмотр в реальной практике криминалиста продолжается не «целых двадцать минут», а целые часы.

Но это все мелочи. А если мы начнем придираться к мелочам, то тут же столкнемся с целым рядом несообразностей и абсурдных положений, недопустимых даже в фантастике. Не останавливаясь на этих несообразностях и не придираясь к случаям, вроде появления «старухи» (так до конца и не объясненного читателю), мы все же не можем обойти одну подробность — мститель предлагает своим жертвам выбрать одну из двух пилюль, безвредную или ядовитую, чтобы предоставить им «шанс для спасения». Это уж действительно крайняя глупость со стороны человека, потратившего всю свою жизнь на то, чтобы отомстить. Но это еще не все. После того как жертва проглотила одну из пилюль, убийца в свою очередь глотает другую пилюлю, рискуя превратиться в самоубийцу. Другими словами, одним и тем же бессмысленным жестом он делает свой риск втрое большим — рискует пощадить виноватого, потерять возможность покончить с другим и обеспечить себе возможность самоубийства.