Право выбирать принадлежит уже не государству и даже не обществу, но личности. Ей и только ей решать: проповедовать или уклоняться от проповедей, приносить пользу Отечеству или легкомысленно манкировать своими гражданскими обязанностями, быть добропорядочным конформистом или тратить себя на фронду, на беспощадную критику того мира, который эту личность окружает, питает и защищает.
Государству же если что и поручено вольными обывателями, то быть только своего рода разводящим, регулировать броуново движение в сфере политики, экономики, культуры, бытовой морали, следя за тем, чтобы свобода одних не помешала свободе других, и эта роль предохранителя особенно наглядна в том, что касается интимных взаимоотношений, сексуального климата в обществе: проституция, порнография, нетривиальное поведение, как и вообще секс-индустрия, безусловно разрешены, но только в специально отведенных для этого зонах, так что пуританин век может прожить, ни разу не подвергнув искушению свою нравственность, но твердо зная, что — в случае чего — он о-го-го как может разговеться.
Разумеется, поэтам, романтикам, мятежным или тираническим натурам жить в таком царстве упорядоченной вседозволенности и пресно, и скучно. Впрочем, как я уже говорил, и за ними закреплено священное, неотъемлемое право меньшинства: браниться, горевать (как Ф. Фукуяма) о «конце истории», поскольку все ее мыслимые и немыслимые цели уже достигнуты, и клеймить позором (как А. Солженицын) то общество, которое дало ему приют и которое, как выяснилось, так трудно покинуть…
Россия и близко еще не подошла к этой стадии цивилизованности. Мы все еще на распутье. Мы все еще не знаем и можем лишь гадать, чем разродится юная российская демократия: модернизацией по либеральному «западническому» типу или возрождением традиционных институций и ценностей по фундаменталистской модели, что и объясняет, я думаю, крайнюю обоюдную агрессивность либералов и «солженицынцев» (предусмотрительно беру это слово в кавычки, поскольку Александр Исаевич ответствен далеко не за все высказывания и поступки своих последователей и поскольку комплекс идей и настроений «солженицынства» восходит отнюдь не только к творениям вермонтского отшельника).
Причем, будем реалистичны, шансы фундаменталистов выглядят все еще более предпочтительными, так как именно «солженицынская» ориентация глубже укоренена и в историческом опыте России, русской культуры, и, может быть, в национальной ментальности, чуткой, что и говорить, к идеалам общего дела и общего блага.
К тому же после кончины Андрея Дмитриевича Сахарова у либералов нет общепризнанного лидера, способного если не консолидировать общество (на это, кажется, никто не способен), то по крайней мере бросить свой авторитет и свою харизму на чашу весов. У «солженицынцев» же такой деус экс махина всегда в запасе, и, судя по все учащающимся публикациям в прессе, предугаданная Владимиром Войновичем идея пригласить Солженицына на царствование из разряда комических переходит в разряд практически обсуждаемых:
«Решение баллотироваться в президенты, — пишет на страницах “Независимой газеты” главный редактор журнала “Странник” Сергей Яковлев, — стало бы, возможно, самым героическим и самоотверженным поступком в жизни Солженицына… Народ должен найти способ объявить ему свое желание (путем сбора подписей, через прессу, через выборных делегатов и т. п.). Не может быть, чтобы такой человек, как Солженицын, отказался протянуть своей родине в критическую минуту руку помощи и наблюдал со стороны ее предсмертные судороги» (27 апреля 1993 г.).
Сбудется ли?
Надеюсь, что вряд ли. Но вот появление последовательных, истых, твердокаменных «солженицынцев» у кормила нашей представительной власти, народного образования, культуры, системы жизнеобеспечения средств массовой информации могу вообразить без усилия. Да и всякий, должно быть, с легкостию представит, что станется, например, с нашим безалаберным телевидением, если оно будет отдано вдруг в монопольное владение тем, кто благородно и бескорыстно взыскует религиозного преображения России, зовет соотечественников к соборному покаянию и самоотречению, хлопочет о национальных приоритетах, а в искусстве XX века видит исключительно власть тьмы.
Еще и задумаешься: что благодетельнее для культуры — жить, как нынче, без царя в голове или с царем — но требовательным и суровым, будто ветхозаветный пророк.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу