Конечно, они наследники традиции, которая складывалась именно вокруг актера: это он должен был уяснить и воплотить новаторство режиссуры художественников. В спектаклях Татьяны Дорониной нет стилевого разброда, так как она не гонится за медийными узнаваемыми лицами, но «строит» свою труппу так, чтобы творчески-осознанная жизнь в театре была важна и каждому артисту. Доронина сама живет в творчески-затратном режиме, а потому и от актеров всегда требует серьезной игры, полной отдачи («до полной гибели всерьез»). Но есть и другой аспект существования актера в психологическом и реалистическом театре. Как человек объединяет мир в целое — так и актер-человек объединяет в целое спектакль. Без человека в мире не было бы никакого смысла решать вопросы философские и нравственные. Без актера (а новые формы искусства сегодня уже буквально изгоняют человека-актера, заменяя его матрицей человека) просто невозможно ставить «спектакль с мыслью» именно в реалистическом театре. Мне представляется, что и профессия актера сегодня подвергается расщеплению — есть спектакли, где от него требуются только «нервы», есть спектакли, где актер должен «выключить» логику и разум, есть спектакли, где актер эксплуатируется исключительно как существо рефлектирующее (это направление в живописи получило название рецептивизм).
Как о набирающей силу, практически господствующей тенденции в современном актерском искусстве искусствовед Ю.Барбой пишет: «Сегодня в работу берется не “душа”, а “нервы”, что называется, в чистом виде. Режиссер из актера и актер из себя вытаскивают голые эмоции, непосредственные психические реакции и ими хлещут по нервам зрителей… Актер ради нас рискует своим психическим здоровьем. Непоправим износ актера… Актер перестает быть тем, кто играет роль, то есть художником сцены».
Но Станиславский, требующий от актера «истины страстей» говорил о другом: о специфическом сценическом чувстве, укрепленном волей и связанным с интеллектом актера. Экстатические актерские аффекты, шабаш актерского нутра как раз не нуждаются ни в воле, ни в интеллекте, ни — в результате — в осмысленном слове.
С какой естественной свободой льются слова из уст актеров, играющих во МХАТЕ «Женитьбу Белугина» А.Н.Островского в режиссуре Т.В.Дорониной. Но за этой «естественностью» стоит большая режиссерская и актерская работа. Текст Островского переплавляется в образы, приобретает в актере пластику характера. Островский требует точной лепки образов. Ну как играть это царство патриархальной домовитости Л.В.Стриженовой, если оставить одни эмоции и нервы? Вообще актерский дуэт Г.Н.Кочкожарова и Л.В.Стриженовой (родители главного героя Андрея Белугина) — своеобразный смысловой «фундамент» спектакля. Так живут, так общаются друг с другом люди, хорошо понимающие друг друга. В них — Гавриле Пантелеиче и Настасье Петровне — сокрыты пружины семейных отношений внутри купеческой среды, из которой сын Андрей возымел намерение выйти, женившись на бедной дворянке. Отношения в семье раскрываются автором вполне в духе домостроя (Г.Н.Кочкожаров отменно, сочно сыграл старомодного покроя характер), — домостроя, к сожалению уже тогда, во времена Островского, скомпрометированного прогрессистами. Домострой — это не «кандалы», но порядок; это когда женщина остается сердобольной утешительницей мужа и сына, когда она мужу своему, конечно же, оставит последнее слово, но и сгладит его норов разумной осторожностью. Любовь Стриженова через «хлопотливую» пластику, через участливость интонации, через необидчивость на мужа, резкого в слове и кряжистого в характере, передает сам дух семейственности. Она — женщина с русским сердцем, а потому «безумную затею» своего сына старается понять по существу: если любит он, то любим ли красавицей дворянкой? Навестив сына, мать по простым бытовым обстоятельствам (у мужа и жены, по моде, разные спальни) поняла, что он несчастен с женой, что холодны и отстранены их отношения, будто и нет между ними родства.
«Новые веяния» в семейной жизни — в них втянула купца Андрея Белугина (арт. А.Чубченко) его молодая жена Елена Кармина (арт. Е Катышева) — воплощены в спектакле причудливой вязью отношений. От пылкой слепой и безоглядной страсти героя, которая чуть утрированно и темпераментно дается Андреем Чубченко в первом действии до умного трезвения, естественного благородства и «возвращения в себя» во втором. Да, став снова деятельным и самостоятельным, он заставил жену уважать себя, свои семейные принципы и свое купеческое дело.
Читать дальше