Елизавета Кучборская - Реализм Эмиля Золя - «Ругон-Маккары» и проблемы реалистического искусства XIX в. во Франции

В мучительном смятении Антонию видится один только выход — пантеистическое растворение в мире; он жаждет уйти от сознания, от бесплодной скептической мысли, стать просто не сознающей себя природой, «распространиться всюду, быть во всем…. разрастаться, как растения, течь, как вода, трепетать, как звук, сиять, как свет, укрыться в каждую форму, проникнуть в каждый атом, погрузиться до дна материи, — быть материей» [36] Г. Флобер. Собр. соч. в 10-ти томах, т. IV. М., ГИХЛ, 1936, стр. 200. . Несомненная антицерковная направленность некоторых мотивов «Искушения» не затрагивает сущности этой драмы, в которой Флобер пришел к крайнему философскому агностицизму. Внутренне близка к «Искушению» фрагментарная, глубоко ироничная книга «Бувар и Пекюше», Флобером не законченная. «Критическая энциклопедия в форме фарса», которую сочиняют пожелавшие приобщиться к науке «два добряка» — мелкие чиновники, невежественные и самоуверенные, — содержит «обзор всех современных идей», что дает возможность автору говорить в гротескно-сатирическом плане о «недостатке метода» в области и естественных и гуманитарных наук, о далекой от жизни академичности, с одной стороны, и узкой утилитарности — с другой, о засилии субъективизма и эмпиризма. С большой проницательностью Флобер устанавливает слабость позитивистского метода, невозможность при помощи его отразить сложность и богатство жизни. Но демонстрация в «Буваре и Пекюше» многочисленных заблуждений, предрассудков и противоречий, сохранившихся в науке, заканчивается выводом об относительности всех человеческих познаний и о бесплодности стремлений к истине.

Эмиль Золя в своей крупной статье «Гюстав Флобер» («Писатель»—1875 г.; «Человек»—1880 г.), выступая как глубоко понимающий Флобера ценитель и искренний почитатель, заканчивает его литературный портрет тонкими, точными наблюдениями. Стремление к совершенству стиля поглощало все творческие силы писателя в последние годы жизни, истощало и сковывало его. Если проследить путь Флобера от «Госпожи Бовари» до «Бувара и Пекюше», пишет Золя, «то мы увидим, как постепенно растет его увлечение формой, как ограничивается его словарь и как все более и более отдается он разработке внешних приемов, что идет в ущерб жизненности его персонажей. Несомненно, Флобер подарил французской литературе совершенные творения, но как грустно сознавать, что судьба этого могучего таланта воскресила античный миф о нимфах, обращенных в камень! Он медленно цепенел от ног до головы, при жизни превращаясь в мрамор» [37] Э. Золя. Собр соч., т. 25, стр. 514. .

И сам Флобер порой как тяжесть ощущал власть самодовлеющей формы над собой; тогда в его письмах звучали печальные признания, сомнения, вопросы… «Под нами почва колеблется. Где найти точку опоры? Ни в стиле у нас всех нет недостатка, ни в гибкости смычка и пальцев, свидетельствующей о таланте… Во всяких уловках и завязках мы смыслим, вероятно, больше, чем когда бы то ни было. Нет, если чего нам и не хватает, так это внутреннего начала, сущности, самой идеи сюжета. Мы собираем заметки, совершаем путешествия, — горе, горе! Мы становимся учеными, археологами, историками, медиками, мастерами на все руки и знатоками. Какое это все имеет значение?.. Откуда исходить и куда направляться?.,» [38] Г. Флобер. Собр. соч., т. VII, стр. 272–273. .

Писатель испытывал потребность в широкой, целостной системе взглядов, подходил к пониманию того, что многие трудности на путях развития его реализма обусловлены не столько упорством сопротивляющейся художнику формы, сколько чертами его мировоззрения.

Среди произведений Флобера последних лет рядом с «Легендой о св. Юлиане-странноприимце», построенной на изысканной стилизации христианских мотивов, вносит драматичный контраст «Простое сердце» (1876 г.) — полная скрытого тепла небольшая повесть, вместившая историю целой жизни, — жизни незаметной, в которой, однако, соединились и каждодневное непоказное мужество, и неисчерпаемая любовь, и поистине безграничное терпение. Совершенная, классически чистая форма этой повести служила глубоко человечной мысли и приводила на память лучшие страницы знаменитых флоберовских романов. Написанная после «Простого сердца» «Иродиада» вновь возвратила Гюстава Флобера к исторической экзотике и пышной декоративности.

Углубляющийся разрыв с реализмом наблюдается в творчестве братьев Гонкур. Романы, созданные Гонкурами после «Жермини Ласерте» («Манетт Саломон» — 1867 г.; «Госпожа Жервезе» — 1869 г.), убеждают в том, что интерес авторов к народной теме, расширявшей сюжетные рамки реализма 50—60-х годов, был быстро исчерпан, их демократические увлечения оказались непрочными. Эдмон Гонкур подтвердил это в предисловии к роману «Братья Земганно» (1879 г.), где заявил, что оценивает литературную судьбу «Жермини Ласерте» лишь как «успех в удачных авангардных стычках»; полной же победы он ожидает от применения избранного им метода к изображению «силуэтов и многоликих образов людей утонченных, живущих среди роскоши… Успех реализма заключается именно в этом (в описании высших классов общества), и только в этом, а не в литературе о простонародье…».