Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.24. Из сборников:«Что мне ненавистно» и «Экспериментальный роман»

На сей раз все налицо. Вот уже и маркиз де Сад пожаловал. Я ожидал его появления. Без него и праздник не в праздник. Вы даже не представляете себе, как часто современная критика пользуется в своей стряпне именем маркиза де Сад. Он — «сливочный торт» всех Шод-Эгов прошлого, настоящего и будущего. Едва только какой-либо романист рискнет исследовать язвы, разъедающие человеческое общество, как его тотчас же марают нелепым сравнением с маркизом де Сад, которое доказывает только одно — полное невежество тех, кто прибегает к такому сравнению. Но позвольте мне немного позабавиться, упомянув о необыкновенной прозорливости нашего пророка, Шод-Эга. Где она, твоя молодежь, Шод-Эг, та самая, что должна была выставить Бальзака на позорище? Сегодня дети и внуки Бальзака торжествуют: этот гениальный писатель, у которого, по твоим словам, не было ничего общего ни с серьезной литературой, ни с духом философии своего века, оставил нам в наследство научную формулу нынешней литературы. Если теперь критики, подобные тебе, о Шод-Эг, пророчествуют с такой же достоверностью, то люди, которым они предрекают смерть в сточной канаве, могут радоваться: их наверняка ждут величие и немеркнущая слава.

Не довольно ли? Вот только еще одна длинная, но необходимая цитата: под конец Шод-Эг на двух страницах расправляется с Бальзаком и стремится добить романиста ударами дубины. Он обрушивается на возмутительные, по его мнению, черты характера писателя, говорит о гордыне Бальзака и прямо называет его безумцем. Прочтите эти страницы и поразмыслите над ними.

«Мы бы охотно согласились на роль бесстрастного и холодного свидетеля угасания г-на де Бальзака, этого фальшивого метеора, которому предстоит без следа исчезнуть в трясине унылых книг форматом в одну восьмую листа, откуда он вынырнул на свет, если бы сам г-н де Бальзак, по мере его приближения к закату, не вменял себе в обязанность искушать терпение публики раздражающими чертами своего характера. Г-н де Бальзак, придя к выводу, что он походит на всех выдающихся людей древности и новых времен, — а то даже и превосходит их! — настолько возвысился в собственных глазах, что показалось бы невероятной скромностью с его стороны, если бы он соблаговолил, как утверждают, выставить свою кандидатуру в члены Академии. Согласиться разделить владычество над литературой вместе с тридцатью девятью соперниками, променять трон на кресло — это, надо признаться, настоящее отречение… Надеемся только, что господа академики не допустят еще одного фарса, наподобие тех, которые уже утомили публику… Пусть г-н де Бальзак провозглашает себя с помощью объявлений несравненным писателем, самым замечательным среди современных романистов, первым среди тех, кто поставляет шедевры оптом и в розницу, — это, без сомнения, смехотворные попытки, напоминающие потуги лягушки, описанной Лафонтеном, но книготорговцы, взвесив все обстоятельства, имеют право за свои деньги разрешать их автору. Пусть г-н де Бальзак изображает себя в предисловиях писателем, по сравнению с которым Ричардсон, Вальтер Скотт и им подобные гроша ломаного не стоят, — это бы еще куда ни шло, над этим хоть можно весело посмеяться. Но когда г-н де Бальзак, не довольствуясь тем, что он навязывает свое имя читающей публике с помощью предисловий и платной рекламы, пользуется любым случаем, чтобы самому себе курить фимиам, а при нужде даже и придумывает подходящие случаи, ссылаясь сегодня — на то, будто он хочет осветить какой-то вопрос авторского права, завтра — на то, будто он хочет указать, какой ущерб причиняет французскому книгоиздательскому делу бельгийская контрафакция, послезавтра — на то, будто он стремится опровергнуть мнение, высказанное о нем в критической статье, а в другой раз — на то, будто он намерен добиваться изменения гражданского или уголовного кодекса, — когда г-н де Бальзак, постоянно озабоченный утверждением собственной важности, объясняет читателям, что он попеременно играет роль маршала Франции и ее императора, о чем общество даже не подозревает… то это уже становится невыносимым и больше не кажется смешным, ибо говорит о гордыне, граничащей с умопомешательством. В данном случае философская критика обязана была показать, какая пропасть существует между скудными достоинствами г-на де Бальзака и безмерным его тщеславием».

У меня в ушах звенит. О ком все это говорится? О Бальзаке или о ком-нибудь другом? Появилась ли эта статья тридцать лет назад или нынче утром? Сто и т ли под ней подпись Шод-Эга или же подпись другого критика (имя подставьте сами)? О, великий Бальзак! Ему, бедняге, было суждено подвергаться нападкам посредственности, потому что он много трудился, потому что его личность никак не укладывалась в обычные рамки, потому что он все свое время отдавал творчеству, воодушевленный верою, присущей могучим труженикам! Зато как он отомщен сегодня!.. Однако он страдал, и его больше нет.