Самуил Маршак - В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.

В других местах, где нет сенокоса, происходит стрижка овец — страда пастушеской Англии. Среди нескольких зданий, примыкающих к какой-нибудь ферме, центром оживления и деятельности является неглубокий погреб, открытый со стороны проезжей дороги. В тени и прохладе трое-четверо молодцов, оседлав по мохнатой овце, стригут ее чистую, волнистую шерсть. Из-под искусных длинных ножниц падают на землю пышные складки нераспадающейся мантии и выступает темная, голая, покрытая полосами и пятнами спина овцы.

Но в той глубокой котловине, где лежит рыбачье селенье, люди не сеют, не жнут и не собирают пышных волокон овечьей шерсти. В кривых уличках и на базаре веет нестерпимым запахом сырой рыбы. Сутулые рыбаки в своих «кожах» (клеенчатых штанах), промокшие и просоленные до костей, потрошат свой улов, ловко отделяя и отбрасывая в сторону головы и внутренности крупной рыбы. Тощие собаки с длинными и узкими мордами, какие-то воистину «орыбившиеся» четвероногие, кротко ждут своей доли добычи. Менее спокойно ведут себя другого рода попрошайки — морские птицы. Чайка доверчиво разгуливает подле группы рыбаков. Но вот она снимается с места, будто внезапно чем-то разобиженная, и с визгом и плачем уносится вдаль — по направлению к морю.

Для того чтобы основательно осмотреть деревушку и даже коротко познакомиться с ней, довольно одного часа. Размеры ее весьма ограниченные. К тому же деревня привыкла «сама себя показывать» приезжим людям.

В синей вязаной куртке, покуривая короткую трубочку, греется на солнце один из патриархов деревни, Том Джолиф. Стоит только единому туристу посетить селенье, как старый Том вылезает из своей конуры и считает долгом патриотизма продемонстрировать пред новым лицом «тип старого Полперро». Его чистое, в юмористических морщинках, лицо с бритой верхней губой и снегом окладистой бороды, можно увидеть на бесчисленных открытках, продающихся в любой лавчонке Полперро, и на десятках холстов, ежегодно выставляемых в Королевской Академии в Лондоне.

Нищий инвалид, ласково жмурящийся на пороге своей лачуги, — не единственный представитель Полперро древних лет. На берегу широкого бассейна, занимающего целую площадь в центре деревушки и называемого рыбным базаром, в ряду каменных, давно не штукатуренных домиков выдается деревянная пристроечка — закрытый с трех сторон балкончик с крутой лестницей. Там неизменно сидит другой из «патриархов» деревни, слишком богатый и независимый для того, чтобы служить любопытным образчиком старого Полперро. С высоты второго этажа он снисходительно поглядывает на публику на тротуаре или читает газету. Жена его, сморщенная старушка в платке поверх белого чепца и широком переднике, тесно стянутом у пояса, сидит на ступеньке своей лестницы и чинит вязаную рубаху.

С действительными рыбаками селенья, не инвалидами, трудно познакомиться в один день. Иные из них на море, иные отдыхают после ночной ловли по своим домам. Зато художники, живущие в Полперро месяцами, успевают быстро примелькаться новому лицу. Одна и та же девица-художница в густо измазанном красками переднике, но без малейшей краски в лице, просиживает с утра до ночи у поворота в какой-нибудь тесный переулочек, где прячется мелководная речка с перекинутым в отдалении ветхим мостиком.

Как бы ни бранили старые рыбаки Полперро наших дней, приезжие туристы и художники ничуть не приручили и не испортили коренного населения деревни. Рыбаки живут своим миром. Отчаливают, подымают паруса, вытягивают на берег мокрые сети. На закате молодежь и пожилые рыбаки — двумя отдельными группами — располагаются на крутом берегу полукруглой бухты, где покачиваются, будто связанные между собой, рыбачьи суда с длинными и тонкими мачтами.

Строгие нравы господствуют в Полперро.

На лавочке у одного из домов селенья можно увидеть в ясное утро или на закате трех девиц, трех темноволосых и густо-румяных красавиц. Дом их — не груда камней с подслеповатыми окошками под самой крышей, а правильное двухэтажное здание с большими окнами. Посередине переднего фасада расположены широкие, гостеприимные ворота, За которыми открывается внутренний дворик, разубранный клумбами цветов.

Не один молодой рыбак, проходя, оглядывается на трех девиц и на пышный дворец их родителя, но и не подумает остановиться и заговорить с красавицами. А девицы не отрывают глаз от синих джерси, которые они старательно вяжут для отца, для братьев. Бог весть для кого…