Самуил Маршак - В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.

Видите, какая разница.

Настоящая рифма не должна служить только побрякушкой, только украшением, и, вероятно, там, где рифма становится именно побрякушкой, она постепенно отмирает, как отмирают нефункционирующие органы. Они исчезают за ненадобностью.

То же относится и к стихотворным размерам. Если этот размер не работает, не несет нагрузки, если он — пустая формальность, он тоже обречен на отмирание.

— Значит, в белых стихах рифма, исчезая, передает свои функции? Ведь если она становится ненужной, значит, что-то ее заменяет?

— Прежде всего, белые стихи, очевидно, писать гораздо труднее, чем рифмованные. Недаром замечательных стихотворений, написанных белым стихом, можно насчитать гораздо меньше, чем рифмованных.

Давайте вспоминать…

У Пушкина это, конечно, «Вновь я посетил…» Еще начало «Сказки о медведихе»:

Далее: монологи и диалоги из «Бориса Годунова»; несколько стихотворений, написанных гекзаметром; «Песни Западных славян».

У Лермонтова — «Песня про купца Калашникова».

У Некрасова — большая часть «Кому на Руси жить хорошо».

У Блока — «Ночная фиалка». И стихи из «Вольных мыслей». Помните:

У Твардовского — стихи о матери («И первый шум листвы, еще неполной, и след зеленый по росе зернистой…»).

Видите, как нелегко все это приходит на память. И это не случайно. Сколько бы мы с вами вспомнили шедевров, если бы начали вспоминать рифмованные стихи…

— Но это, вероятно, объясняется еще и особенностями именно русской поэзии — для нее белый стих не был так характерен, как рифмованный…

— Да, но дело и в другом — в том, что белый стих требует гораздо более тонкой и трудной инструментовки. В нем необходимо найти достойную замену рифме, которая очень разработана в русской поэзии. А это нелегко.

Между прочим, уже по тому, как трудно найти этот эквивалент, можно понять, каким драгоценным элементом поэзии (пусть, как мы видим, и необязательным) является рифма. Конечно, только в том случае, если она осмысленна и естественна. В эпиграмме рифма может убивать наповал, может опорочить кого-либо или что-либо одним созвучием (вспомните у Дениса Давыдова «обирала» — «либерала»), но и в лирике она роднит слова одного значения или, наоборот, обнаруживает противоречия между понятиями.

Трудно сказать, как дальше пойдет развитие стиха — будет ли совершенствоваться рифма или восторжествует белый или свободный стих. Возможно и второе — здесь есть своя логика. Как на сцене с годами требуется все больше реализма, разговорности, простоты, так и в поэзии может произойти (да и происходит) сильное сближение стиха с разговорной речью. Не зря Пушкин, который в молодости смеялся над белыми стихами Жуковского, в зрелые годы написал «Вновь я посетил…».

Одно, впрочем, ясно: что бы там ни было, простота белого стиха должна быть венцом сложности, а не той простотой, что хуже воровства. Белый стих требует не меньшей, а может быть, большей организованности, чем стихи рифмованные. Свободный стих, верлибр, не должен вести к потере формы, к упрощению, к хаосу.

У меня есть такие строчки:

Вот что необходимо понять: никакие нововведения в поэзии, никакие ее завоевания в области формы, никакое совершенствование общепоэтической техники не облегчают работу поэта, не уменьшают его душевных затрат, не делают поэтический труд общедоступным.

Писать стихи все так же трудно, как это было во времена Пушкина.

И эту трудность дано узнать не всякому, а только настоящему таланту.

Иногда я с некоторой даже досадой думаю: какое несчастье изобретение легкого письма — пера, чернил, пишущей машинки. Когда слова высекались на камне — вот когда был лаконизм! Вот когда каждое слово действительно стоило дорого.

Поверьте, я почти не шучу. Поэтическое слово должно стоить поэту столько же, сколько оно стоило, когда его высекали на камне.