Николай Страхов - Историки без принципов

Если слѣдовать Боклю, то весь ходъ исторіи объясняется будто-бы однимъ нарастаніемъ знаній, то все развитіе человѣчества вполнѣ заправляется постепеннымъ накопленіемъ опытовъ и наблюденій. Если признать Дарвина, то организмы будто-бы возникли какъ игра случайностей, то ихъ удивительное устройство доказываетъ не присутствіе внутренняго закона, а только то, что все нелѣпое и дурно устроенное погибло и погибаетъ. Если наконецъ вѣрить Бену, Миляю, то наша душевная жизнь есть нѣкоторая механика ощущеній, и самое мышленіе — не болѣе какъ аббревіатура, сокращенное обозначеніе испытываемыхъ нами внутреннихъ и внѣшнихъ воспріятій.

Эти мысли имѣютъ нынѣ огромное вліяніе, и Германія, учительница Европы, не нашла въ себѣ силъ, чтобы противостать этому потоку эмпиризма и анализа. Между нѣмцами нашлись даже писатели, которые далеко превзошли въ этомъ направленіи осторожныхъ и сдержанныхъ англичанъ и, съ чисто-нѣмецкою наивностію, до конца и наголо высказали слѣдствія принятыхъ ими идей. Но эти крайности свидѣтельствуютъ намъ только о томъ, что въ Германіи мыслящіе привыкли искренно отдаваться своей мысли, и что тамъ мысль дѣйствительно свободна, дѣйствительно уважается. Нѣмецкіе писатели сами не сомнѣваются въ своемъ дѣлѣ, и нужно согласиться, что они вполнѣ заслужили, чтобы и со стороны никто не сомнѣвался въ важности ихъ трудовъ. Какія-бы безобразныя явленія ни попадались въ нѣмецкой умственной жизни, какія-бы колебанія и пониженія духовнаго уровня ни случались въ ней по мѣстамъ и по временамъ, никогда нельзя забывать, что все-таки тутъ, въ Германіи, центръ внутренняго развитія Европы, что германскій духъ уже успѣлъ глубоко и широко раскрыть свои силы, и потому его стремленія едва-ли могутъ заглохнуть отъ частныхъ вліяній и обстоятельствъ. Лѣтъ двадцать, или нѣсколько болѣе, назадъ, Тэнъ выставилъ относительно Германіи формулу, съ которою слѣдуетъ и теперь согласиться. Тэнъ говоритъ:

«Съ 1780 по 1830 Германія породила всѣ идеи той исторической эпохи, въ которую мы живемъ, и теперь, въ продолженіи полувѣка, или пожалуй цѣлаго вѣка, наше главное дѣло будетъ состоять въ томъ, чтобы перемыслить эти идеи.

„Нѣмецкій философскій геній, проявившійся въ концѣ прошлаго столѣтія, породилъ новую метафизику, новую теологію, поэзію, литературу, лингвистику, экзегезу, эрудицію, и въ настоящую минуту проникаетъ въ науки и продолжаетъ свое развитіе. Въ послѣднія три столѣтія не показывалось еще духа болѣе оригинальнаго, болѣе общаго, болѣе обильнаго слѣдствіями всякаго рода и значенія, болѣе способнаго все преобразовать и все пересоздать. Духъ этотъ такого-же разряда, какъ духъ Возрожденія и духъ классической эпохи“. (Histoire de la littérature Anglaise, t. iv, p. 277, 279).

Слова эти вообще очень справедливы, и развѣ въ частностяхъ требуютъ можетъ-быть поправки. Сдѣлаемъ только одно замѣчаніе. Сто-ли, или меньше лѣтъ суждено господствовать этому духу, но для насъ всего важнѣе думать, что онъ представляетъ раскрытіе и такихъ человѣческихъ силъ, которыя уже не перестанутъ проявляться, что въ немъ есть нѣкоторый всегдашній, вѣчный элементъ. Тэнъ, по складу своихъ убѣжденій, не обращаетъ вниманія на эту сторону дѣла. Для него жизнь человѣка есть собственно не развитіе, а простая цѣпь смѣняющихся состояній.

Если теперь обратимся въ Франціи, то увидимъ, что она въ настоящее время не можетъ похвалиться своими успѣхами на поприщѣ ума. Ренанъ и Тэнъ конечно теперь лучшіе французскіе писатели, и мастерство, съ которымъ они владѣютъ мыслію и словомъ, таково, что никогда, кажется, подобные имъ серьозные ученые не имѣли еще столько читателей. Между тѣмъ, если взять главное направленіе ихъ мыслей, то мы не много найдемъ оригинальнаго. Тэнъ, не смотря на всѣ его попытки расширитъ свой взглядъ, въ сущности держится началъ англійской психологіи, на которыхъ прямо построена его книга De l'intelligence; а Ренанъ есть послѣдователь и проповѣдникъ тѣхъ экзегетическихъ изысканій, которыя занимали въ Германіи не одно поколѣніе и образовали тамъ цѣлыя школы.

Но, разумѣется, нельзя говорить, что въ нихъ вовсе нѣтъ оригинальности. Все, что они пишутъ, блещетъ такою свѣжестію, такою живостью мысли, что здѣсь произошло очевидно не простое усвоеніе, а полное претвореніе чужихъ мыслей. Всякое глубокое воззрѣніе измѣняетъ свою форму и направленіе, когда переходитъ въ чужую страну, когда привилось и развивается въ умахъ другой народности. И такъ, что же вышло? Что намъ представляютъ Тэнъ и Ренанъ? Не беремъ вопроса во всей ширинѣ, но представимъ читателямъ нѣсколько замѣтокъ. Теперь, кажется, уже ясно, что эти два писателя, возбуждавшіе такія надежды, высказались вполнѣ, и можетъ-быть не мы одни испытываемъ чувство разочарованія. Но дѣло не въ однихъ несбывшихся надеждахъ. Нѣкоторыя мысли, нѣкоторыя направленія этихъ двухъ лучшихъ писателей Франціи могутъ внушить, какъ мы думаемъ, болѣе горькія чувства, иногда даже ужасъ передъ паденіемъ человѣческихъ понятій.

Читать дальше