Николай Страхов - Заметки летописца

Я ничего не начинаю и ни къ чему не приступаю; собственно говоря, я продолжаю давно начатое дѣло, и потому долженъ сдѣлать это предисловіе. Читатели найдутъ здѣсь рядъ бѣглыхъ замѣтокъ, тѣхъ замѣтокъ, которыя каждый дѣлаетъ, читая современныя книги и журналы и раздумывая о современныхъ дѣлахъ. Порядка въ нихъ никакого не будетъ; за то я постараюсь, чтобы онѣ имѣли строгую, связь. Начала у нихъ нѣтъ и конца имъ быть не можетъ; но, по мѣрѣ силъ, я придамъ имъ правильное теченіе. Этими объясненіями я хотѣлъ бы заранѣе предупредить нѣкоторые упреки, которыхъ опасаюсь. Можетъ быть читатель, прочтя иную замѣтку, скажетъ: что же это какъ-то ничѣмъ не оканчивается? Отвѣчаю: я бы остался доволенъ и тѣмъ, если бы вы сказали, что это неоконченное хорошо начинается. Можетъ быть читатель въ другой разъ замѣтитъ: какъ мало сказано! Это слѣдовало бы развить и изложить обстоятельно. Отвѣчаю: я радъ, что хоть затронулъ то, что привлекаетъ ваше вниманіе, и, по вашему мнѣнію, заслуживаетъ большаго развитіи.

Съ большимъ интересомъ читается романъ Марево («Русск. B.» No№ 1 и 2), еще не конченный. Онъ принадлежитъ къ полемическимъ романамъ въ родѣ Взбаламученнагоморя; т. е. онъ въ лицахъ изображаетъ борьбу мнѣній и убѣжденій, еще въ настоящую минуту волнующихъ общество, причемъ авторъ самъ тайно становится на одну изъ борющихся сторонъ. Читателю обыкновенно не трудно бываетъ проникнуть эту тайну и отличить, съ кѣмъ изъ дѣйствующихъ лицъ авторъ соглашается и съ кѣмъ нѣтъ. Правда, авторы всячески стараются скрыть столь непозволительные пріемы, стараются сдѣлать свои лица вполнѣ живыми людьми, а не простыми вывѣсками извѣстныхъ мнѣній; но вполнѣ это рѣдко удается. Чаще всего, гдѣ нибудь въ уголкѣ картины, среди лицъ, стоящихъ на заднемъ планѣ, попадаются фигуры слегка набросанныя и потому невольно обнаруживающія замыслы автора; эти лица вполнѣ напоминаютъ старинныхъ Стародумовъ и Здравомысловъ.

Если я сильно не ошибаюсь, въ Маревѣ къ такимъ фигурамъ относятся директоръ гимназіи Разгоняевъ и учитель математики Тонинъ. Между ними идетъ разговоръ о томъ, почему ученики въ ихъ гимназіи такъ распущены. Разгоняевъ, только что принявшій начальство надъ гимназіею и пораженный нѣкоторыми сценами, спрашиваетъ Тонина: «Что это такое? помилуйте, что это такое? Они хотятъ учить, а не учиться! Что тутъ дѣлать?»

Тонинъ отвѣчаетъ:

«Въ этой несчастной страсти перечить учителямъ виноваты сами учителя, поднимающіе мальчишекъ на ходули. Чѣмъ, напримѣръ, занимаются въ классѣ исторіи? Читаютъ Бокля, котораго, конечно, не понимаютъ; въ классѣ естественной исторіи разсуждаютъ о теоріяхъ постепеннаго развитія существа отъ простѣйшихъ формъ и проч.»

И такъ, вотъ гдѣ зло! Теорія постепеннаго развитія изъ простѣйшихъ формъ есть одинъ изъ ядовъ, растлѣвающихъ умы. Въ другомъ мѣстѣ, тотъ же Разгоняевъ бесѣдуетъ съ невѣстой Тонина, Вѣрочкой, изображающей собою отчаянную нигилистку. Вѣрочка говоритъ о своемъ женихѣ Тонинѣ.

«Я все прошу его посвятить себя дѣлу, въ которомъ теперь настоятельная необходимость»…

— Что же это такое?

«Я говорю про религію природы. Съ его дарованіями онъ могъ бы очень популярно изложить это; знаете, сперва происхожденіе земли по Лапласу, потомъ произвольное зарожденіе первой клѣточки изъ неорганическихъ элементовъ: кислорода, водорода и углерода, потомъ какъ она осложнялась въ животныхъ организмахъ и, наконецъ, достигла высокаго развитія въ человѣкѣ, этомъ крайнемъ воплощеніи химіи и физіологіи…

— Но вѣдь это все гипотезы, — перебилъ Разгоняевъ. „Неужели это Тонинъ такъ взбудоражилъ ее?“ вертѣлось у него въ головѣ.

Что такое гипотезы? Нѣчто противоположное фактамъ, твердому, положительному знанію. Гипотезы — это предположенія, выдумки, мечты; въ такомъ смыслѣ, конечно, и поставлено здѣсь это слово.

Уже не разъ попадаются у насъ такіе легкомысленные отзывы о теоріяхъ и взглядахъ, имѣющихъ существенное значеніе въ естественныхъ наукахъ. Обыкновенно притомъ эти ученія искажаются и представляются въ нѣсколько превратномъ видѣ. Такъ и здѣсь. Что человѣкъ есть крайнее воплощеніе химіи и физіологіи — такой нелѣпости никакая наука не учитъ. Другое дѣло теоріи постепеннаго осложненія организмовъ Каждый разъ, когда зайдетъ дѣло объ этой теоріи, мнѣ живо при этомъ представляется то время, когда явилась на свѣтъ система Коперника. И съ нею было тоже. Система Коперника тоже считалась ядомъ, растлѣвающимъ умы и подрывающимъ уваженіе къ преданію. И объ ней точно также говорили, пожимая плечами: помилуйте! Вѣдь это одна гипотеза!