Сладкоречивый крестьянин, добродушно и слезливо беседующий с начальством, легко мирящийся с любыми трудностями, так же мало похож на крестьянина реального, как лубок на картину передвижников. Но если лубок, никого не вводя в заблуждение, веселил душу русскому человеку, то прохановский лубочный старик, рассуждающий «среди белых поземок, заметанных стожков и опушек» («старик» «приближал стариковское» лицо — это образчик прохановского стиля), — существо умозрительное, только уводящее от действительности.
Реальный, сегодняшний крестьянин — это не лубок Проханова.
Истинный крестьянин во многих его ипостасях точно показан В. Екимовым в его рассказах «Солонич», «Продается дом», «Челядинский зять» («Новый мир», № 3, «Знамя», № 3). Б. Екимов пишет характеры трудные, противоречивые. «Маяк» колхоза, доярка-орденоноска, которой в школе решили даже посвятить урок, не может отрешиться от психологии «несуна» — все равно прихватит с фермы то молочка, то сенца, хотя в своем хозяйстве и того, и другого хватает. Болеющий душой за колхозное стадо Николай лучше взвалит на себя не свою ношу, чем будет принципиально, до конца бороться с наглым бездельником.
Опора жизни — такие, как Солонич из одноименного рассказа. Но он вынужден уехать из колхоза (принять такое решение для него чрезвычайно трудно, драматично — ведь вся его жизнь, все корни связаны с родным хутором, похоронены здесь и родители) — ближе к станции, так как ему хочется дать детям полноценное школьное образование. Теряя Солонича, колхоз теряет лучшего работника — и недаром председатель, убитый этой новостью, не может заснуть ночью.
Как решить такие реальные проблемы? Как помочь старой женщине, продающей дом только с собой «в придачу» — дожить бы там до смерти, а самой обихаживать дом трудно?
Но Б. Екимов пишет не только о сложно разрешимых проблемах (хотя недаром один из его рассказов, «Холюшино подворье», обсуждался и социологами, и экономистами, а не только литературными критиками!) — он пишет о людях , ему близких, со всеми их проблемами, он мучается их болью и копает глубже очерка — хотя его рассказы к очерку и близки. Ну хорошо, предположим, «несунов» так строго накажут, что неповадно им будет; предположим, что Солонич останется на хуторе. Решит ли это проблемы? Взгляд Б. Екимова на деревенскую жизнь по-настоящему трезв, хотя автор и любуется «веселым, в резных наличниках» домом, подворьем, выложенным дубовыми плахами — что твой паркет! — Солонича. Но он прекрасно понимает, что даже такой замечательный редкий хозяин «не вытянет» колхоз, если не повернется вся жизнь хуторская.
…Вернемся, однако, к В. Гусеву. Б. Екимова не «приглашали» в поколение «сорокалетних», хотя он ровесник А. Проханова или В. Гусева. Не приглашали и А. Битова.
Видимо, отношение к литературе у них разное. Потому и не «звали».
«Извечное проклятие нашего поколения — оно хочет сказать нечто сильно, ярко, гибко, объемно и глубоко, а его понимают плоско», «именно они-то (представители этого поколения. — Н. И. )… держали на себе… мир на земле и гуманизм внутри страны ». «В последние десять лет некоторые люди (это тоже гусевское обозначение своего поколения. — Н. И. ) пытались идти в этом направлении (в другом месте — „мы мечтали об искусстве свежем и полнокровном“. — Н. И. ); я говорю о публикациях, а не о чем-либо недоступном, про что вечно ходят разные слухи, после не подтверждаемые делом » (разрядка моя. — Н. И. ).
Остановимся. Вот тут-то и сказалось главное, «сердцевина» исповеди. «Мы» дали образцы «свежего» и «нового», «полнокровного» и «яркого», а «вы» нас не оценили: «Но надо было видеть, с какой яркостью были восприняты людьми неглупыми, но плоскими даже и сами эти попытки, порой лишь первоначальные».
Среди «плоских» рискует оказаться и автор этих строк. Не знаю, как насчет «прорывов» в искусство «светлое и высокое», как насчет «живописности», но до горькой правды о жизни народа в последнее десятилетие дошли все же совсем другие писатели. Не место здесь разбирать и анализировать судьбу и литературу всего поколения, о котором пишет В. Гусев, хочу лишь сказать, что это явление противоречивое; что под рубрикой «сорокалетние» соединяют писателей талантливых и сильных с посредственностями, а то и бездарностями («всем миром» пробиваться — именно бездарностям это и выгодно), что название — поколение! — нужно еще и заслужить, так назвать должны потомки, а не сами «представители»; что поколение объединяется общими идейными убеждениями и художественными принципами… Тревожит другое: завышенная самооценка, некритичность. А отсутствие трезвой самокритичности больше всего мешает развитию.
Читать дальше