В отношении актеров Розанов употребляет исключительно возвышенные, порой раболепствующие интонации, отразившиеся, в частности, в статье «Актер» (1909). Актер властолюбив и могущественен, он талантливо управляет самым дорогим, что есть у человека, — его эмоциями, « колебаниями » (одно из любимых слов Розанова) души. Актер устраивает пиршество для эмоциональной жизни зрителя. Розанов любит подчеркивать царственность актера, оперное величие его натуры, харизматичность и богатство актерской природы, сакральное происхождение эффекта перевоплощения-преображения. О Шаляпине Розанов пишет: « Бог пения спешил к своему месту» {41} 41 Розанов В. В. На концерте Шаляпина // Там же. С. 410. Впервые: НВ. 1913. 28 апреля. № 13 335.
, о безымянном (пока) актере из статьи «Актер»: «Некто странный прошел между вами» {42} 42 Розанов В. В. Актер // Там же. С. 316. Полный текст статьи см. в Приложении.
, о польской певице Марчелле Зембрих: «В голосе ее, конечно, содержалось некоторое чудо (как и у Мазини), и можно было слушать… слушать, слушать… еще… еще… до конца жизни. И никогда не устанешь, никогда не надоест, п[отому] ч[то] это чудо (небесное)» {43} 43 Зембрих М. Письмо к В. В. Розанову // ОР РГБ. Ф. 249. К. 4216. Ед. хр. 4. Л. 267.
. Шекспировский период в истории Малого театра, которым Розанов успел причаститься в юности, научил его с особой торжественностью относиться к актеру-протею: «За погребальною колесницею великого актера должна бы также идти нация, <���…> имя актера, артиста, артистки — почтенно» {44} 44 Розанов В. В. Из мыслей зрителя // Среди художников. С. 282–283.
.
Наблюдение за актером — ритуал, где актер-шаман гипнотически воздействует на таинственные, подвластные только ему тайники человеческой души: «Я закрыл глаза, чтобы впасть в полную иллюзию, не чувствовать, не видеть зала, люстр, сцены» {45} 45 Розанов В. В. Марчелла Зембрих // Там же. С. 317.
, «Я весь замер в неописуемом волнении. О, это — опять жизнь!» {46} 46 Розанов В.В . Миронова в «Сафо» // Там же. С. 385. Впервые: НВ. 1912. 11 декабря. № 13 202.
, «У Шаляпина — царственное пение. <���…> Это-то и дает обаяние в зале, чарует его, — может быть, не совсем отчетливым очарованием» {47} 47 Розанов В.В. На концерте Шаляпина // Там же. С. 411.
, «Перед талантом и мыслью „руки опускаются“… Ну, что ты поделаешь, когда „Мазини так поет“… Слушай и не рассуждай. Стрепетова играет: молчи и не ворчи» {48} 48 Розанов В. В. Вековая бездейственность русской профессуры // НВ. 1911. 27 августа. № 12 736.
. Розанов готов полностью довериться актеру; для него немыслимо не поверить ему, усомниться в правдивости сценического образа. Персонаж сущностен в той же степени, как сущностен актер, олицетворяющий этот образ. Театр собственно и создан для эффекта остолбенения, эмоционального поражения до глубины души, магического столбняка. Андрей Синявский (чья книга о Розанове построена на тончайшем психоанализе личности мыслителя) отмечает, что Розанову вообще было свойственно восприятие мира через шок, моментальное прозрение, через вспышки мысли: «…господствующее умонастроение или состояние души Розанова передает понятие — „зачарованность“. Потому что зачарованность предполагает чару, наваждение, сверхъестественную власть, выключающую человека из обычного потока жизни и нормального образа мысли» {49} 49 Синявский. С. 203.
.
В связи с этим нелишне будет заметить, что розановской эстетической норме больше соответствовали пластические искусства — театр, живопись, скульптура, архитектура. Не случайно в свой сборник, с опять-таки характерным названием « Среди художников» , он включает статьи только о театре и об изящных искусствах — и почти ни одной о литературе, о книжном, рассудочном творчестве. Писатель для Розанова не обладает той энергетикой мага, будоражащего душу; писатель — это не «художник», не «чародей», скорее идеолог, мыслитель, философ. Сам старавшийся избегнуть «литературщины», Розанов не любил «писательства» в писателях. Театр и живопись — живые искусства, повторяющие и преображающие живую природу и не работающие с напечатанным словом — артефактом «эпохи Гуттенберга».
В статье «Афродита-Диана», передавая свои впечатления от постановки «Ипполита» в зале Дервиза (весна 1899 года), Розанов, двумя-тремя предложениями описав игру актеров, на протяжении всей статьи размышляет над мраморными изваяниями Афродиты и Дианы, украшающими сцену {50} 50 Розанов В.В. Афродита-Диана // Во дворе язычников. С. 68–79. Впервые: МИ. 1899. Т. 2.
. Театр, актерское искусство привлекают его статуарностью, иконописностью. Актер на подмостках скульптурен, монументален, он окружен живописной красотой декораций и костюмов, вписан в архитектуру театрального здания и отсюда — архитектуру всего космоса. О спектакле «Ипполит» уже Александрийского театра Розанов напишет: «Все представление было классической статуей, но только движущеюся и меняющейся; „статуйность“ зрелища — это было главным от него впечатлением » {51} 51 Розанов В. В. «Ипполит» Эврипида на Александрийской сцене // Среди художников. С. 204. Впервые: МИ. 1902. Т. 8. № 9–10.
. Говоря о совершенном стиле гоголевского письма, сравнивая его с резцом Фидия, следы от которого врезались на веки вечные в русскую память, Розанов пишет: «Гоголь дал нашему театру изваянную комедию, — но где материалом ваяния было слово, а не мрамор. В конце концов, поэтому его пьеса есть живопись <���…> в тесном смысле — зрелище» {52} 52 Розанов В. В. Гоголь и его значение для театра // Там же. С. 301.
.
Читать дальше