Павел Руднев - Театральные взгляды Василия Розанова

Вот ощущения европейца Розанова от выступлений сиамского балета (Розанов пишет две статьи «Балет рук» и «Занимательный вечер»): «Лица восковые, бледно-бледно-серебристые, как потемневшее старое серебро <���…> заснувшее лицо, которое видит. „Это — спящие и не пробудившиеся люди“ — так мелькало у меня в голове при зрелище. „Вот странный народ: сущность их истории — непробужденность“. В Европе люди пробудились и забегали, и беготня есть сущность европейской истории » {127} 127 Розанов В. В. Балет рук (Сиамцы в Петербурге) // Среди художников. С. 178. Впервые: Сборник «Среди художников». СПб., 1914. . «Спящие головы» сиамцев — это, по Розанову, то состояние культуры, когда «голова» еще не выделилась из «общего тела», когда книжная, мозговая сила еще не заменила природную, живую, инстинктивную. В Европе наоборот — черты лица выражают индивидуальность: « Голова наша пылает, а уж тело почти не живет. Голова страшно удалилась и отделилась у нас от тела » {128} 128 Там же. С. 182. .

Народ, верящий, что природа и Бог находятся в них самих, рядом с ними, не озадачен вечным поиском истины и смысла во внешнем мире, как озадачены им беспокойные, нервные европейцы. Их вера — они сами, их божество — это то, что их окружает. Поэтому их модель театра — вдохновенное подражание природе: «Возьмите лес лиан, этих тонких для дерева и толстых для змеи колец и лент, которые сплетаются и переплетают внутри себя гигантские стволы тропических лесов, — и, далее, эти лианы изогнутые приведите в таинственное сомнамбулическое движение, темное, не проснувшееся, неудержимое в каждую порознь секунду и ни в одну секунду не ускоряющееся, — и вы получите сиамский танец! » {129} 129 Там же. С. 179. . Для сиамцев, людей «глубинного» Востока, окружающая их природа, получившая статус божества, есть олицетворение родовых, материнских сил. Природа — мир предков, а позывы природы — «зов предков». Поэтому подражание вечно меняющейся природе есть поклонение родовой бесконечности, неиссякаемой силе Пола: «Балет сиамский выражает рост дерева » {130} 130 Там же. и далее «мир, жизнь мира, рост „былинок“ {131} 131 Розанов В. В. Занимательный вечер (Еще о сиамских танцовщиках) // Среди художников. С. 191. Впервые: МИ. 1901. Т. 5. № 1. .

Позже Розанов напишет в тех же словах и интонациях и о пляске Айседоры Дункан, ориентированной на природоцентричное искусство: „Вот росло растеньице и выросло“. Росла и девушка, и тоже выросла. Рос и целый народец, как их мирты, как тамошние кипарисы, оливы. И рост этот, самое ощущение роста — было глубоко блаженно, физиологически благодатно» {132} 132 Розанов В. В. Танцы невинности (Айседора Дункан) // Там же. С. 293. Впервые: В. Варварин [Розанов В. В.] Танцы невинности // PC. 1909. 21 апреля. № 90. .

Вместе с тем сиамский балет — это религиозный обряд, священный танец. Рост природы, созревание, вечное развитие, родовая бесконечность — это именно религиозные идеи восточных конфессий. Творчество, искусство для сиамцев тождественно посещению храма, храма природы. Их искусство — молитва Богу-Солнцу. И, наконец, оно и есть сама жизнь, жизнь в согласии с природой. «Бог всегда с нами » — вот не проговоренная мысль их танца. Вера, ставшая искусством и теснейшими корнями проросшая в самой жизни, — здесь есть чему позавидовать бедным европейцам, чья вера резко и жестоко противоречит всему строю жизни и чье искусство — блаженный сон о Востоке, о рае, который навсегда потерян, о шепчущихся звездах, которые бесконечно далеко от нас и от нашего Бога.

Мысли о духе Востока, выраженном в искусстве танца [12] Василий Розанов, конечно же, очарован сиамской труппой, диковинно выглядящей на фоне бытового, реалистического, литературного российского театра, и все же не следует забывать об условности этого восторга. Розанов радуется не радостью непосредственного созерцания, а радостью неожиданного и в большей мере случайного совпадения элементов зрелища с элементами собственной философии. Ярчайшим свидетельством абсолютной неподготовленности Розанова, да и всего культурного сообщества вместе с ним, к такого рода искусству служит не только неспособность отличить бытовой жанр пантомимы от сакрального, но и фраза, оброненная Розановым в статье «Занимательный вечер»: «для сиамцев все еще шепчет, милая Шехерезада» [Розанов В. В. Занимательный вечер // Среди художников. С. 191..]. Шедевр арабской культуры книга сказок «Тысяча и одна ночь», конечно, никак не могла повлиять на формирование эстетических канонов буддистского Сиама. Розанову, европейцу с рудиментами колониального сознания, Азия представляется как нечто целокупное в религиозном и культурном отношении. Подобная аберрация вообще характерна для всех размышлений Розанова о Востоке и восточном мировоззрении; за пределы реки Иордан Восток Василия Розанова не распространяется. , — пусть даже весьма отвлеченные — часты в розановской публицистике {133} 133 См.: Розанов В. В. Восток // Во дворе язычников. С. 125–130, а также статью «Из записной книжки русского писателя» в Приложении. . Та глубокая разница между античной и восточной пластикой, которую замечает Розанов («Статуи их [древних греков. — П.Р. ] всегда в позе, но никогда или очень редко — в движении. Вообще пения тела, музыки тела они не передавали и может быть не заметили» {134} 134 Розанов В. В. Из записной книжки русского писателя // ТПГ. 1899. 19 декабря. № 40. ) — не есть ли та самая разница между классическим балетом и современной хореографией, что сегодня так явственно и остро ощущается знатоками балета, та самая разница, которая привела к кризису и стагнации классического танца и развитию «движенческого» жанра, контактной импровизации, в основе которой лежат все те же природные инстинкты. В этой связи можно смело причислить Василия Розанова к первым пропагандистам нового стиля «современной хореографии». Розанов не просто поддерживает жанр, но и формулирует его основные эстетические положения.