Татьяна Москвина - Всем стоять

Кто-то еще потоптался возле лавочки, торгующей Лениным, кто-то позубоскалил насчет маленьких и лысых, от которых одни беды, но очень скоро сделалось как-то не до того. Не осмыслив прошедшего, взялись на скорую руку варганить настоящее – и сварганили. Народ, отвергнувший своего Бога и осквернивший свою землю, и не подумал хотя бы извиниться перед ними. Нет, он по-прежнему готов винить в своих несчастиях кого угодно, кроме себя, и чем-то постоянно недоволен. Этот народ принял полную меру адской муки, вынес гнев Божий, видел над собой ужас кары Господней – и так ничего и не понял. Придется додумать то, что не додумали, "не можешь – научим, не хочешь – заставим", как говорилось в пионерской речевке. Дверь в прошлое вновь неумолимо открывается, впуская отринутые тени. И эти тени словно бы сами находят себе воплотителей. Эти тени тревожат наших лучших режиссеров – воззвали они и к Александру Сокурову.

Сокуров отдал многую дань художественному своеволию, даже художественным капризам, но постепенно домучился до строгой и точной речи, до исполнения серьезных и общих задач. Дар его не назовешь солнечным – скорее, ангел сумерек пролетел над колыбелью будущего режиссера. Резкий и сильный шаг к осмыслению демонических подмен и провокаций в истории Сокуров сделал в картине "Молох", рассказывающей с классицистской ясностью сюжета и актерских работ об одном дне жизни Адольфа Гитлера. "Телец" в известной степени сделан "по лекалам" "Молоха" (обычный день необычного человека, включающий прогулку, обед, общение с близкими), но и отличается от него не меньше, чем Ленин от Гитлера. Гитлер – он, как известно, капут, а Ленин – вечно живой. В "Тельце" чувствуется совсем иная мера тревоги, страдания, горестного изумления, напряженного вглядывания в избранный "объект". Сокуровский Гитлер бывал смешон и жалок, сокуровский Ленин в воплощении актера-медиума Леонида Мозгового – трагичен.

Все то, что было так далеко и так чуждо гениальному политическому животному В. И. Ленину – природа, частная жизнь, семья, болезнь, то есть самая обыкновенно-человеческая материя жизни, – то и навалилось на него, воинствующего материалиста, жившего, однако, лишь исключительными конвульсиями своего уродливого, но могучего духа. Об этом парадоксе писал В. В. Розанов – русские революционеры, аскеты и подвижники, по его мнению, были воспитаны христианской идеологией и культурой, а материализм и позитивизм, за который они всю жизнь воевали, мог породить одних воров и циников. Коммунистическое здание повалится в третьем-четвертом поколении, считал философ.

Сокуровский Ленин испытывает обыкновенную человеческую трагедию войны духа и тела – и в полном соответствии с его учением материя оказывается первична. Как духовное существо, Ленин в ярости, он ненавидит свою болезнь и не смиряется с пучиной унижения, в которую она его погружает ежеминутно. Тело, внешне довольно крепкое тело мужчины средних лет, его возят в каталке, носят на руках, моют в ванне, кутают, вытирают, одевают, кормят… властитель, по одному слову которого двигались миллионы, лишился власти над собственным телом. И это только начало кошмара.

Вскоре это злосчастное тело, выпотрошенное, будет месяцами плавать в формалине и глицерине по инициативе ученых, дворян, профессоров Збарского и Воробьева (никаких народных просьб забальзамировать Ленина не было, семья Ленина была против, советское правительство отнеслось к идее скептически), а потом до скончания веков лежать на всеобщем обозрении…

Вспышки ясного и беспощадного сознания, преображающие в "Тельце" это до ужаса знакомое лицо, провоцируют представить, каким бывал этот человек в силе и могуществе. Волевой, насмешливый, недобрый, упрямый. При этом – сохраняющий четкий отпечаток дворянского происхождения. Заподозрив в докторе шпиона, говорит с ним по-немецки, к жене обращается на "вы", узнав за обедом, что обстановка "экспроприированная", в гневе крушит и ломает все кругом. Он все-таки русский дворянин, а не семинарист-недоучка. Он из ворованного серебра есть не будет.

Дитя XIX века, воспитанник русской литературы, Ленин Сокурова в исполнении Мозгового сделал с собой и своей жизнью нечто подлинно жуткое, находящееся за гранью обычного человеческого понимания. Ощущение тяжкого непоправимого несчастья, которое произошло с этим человеком, сопровождает зрителя от начала и до конца. Ибо это не карикатурный тиран, не марионетка, не шарлатан, не мелкий бес. Такой человек въявь существовал – и создатели картины воплощают один день из его жизни с кропотливостью мистического наваждения, болезненно-яркого, детально разработанного кошмара. Вокруг него – та особенная, гнетущая атмосфера мелких бессмысленных хлопот и нескончаемой тоски, которая устанавливается в присутствии неизлечимо больного. И еще что-то словно витает в воздухе – какое-то марево, темное, тревожное, ужасное для живой души. От начала до конца картины, от утреннего пробуждения до послеобеденной прогулки в парке, герои "Тельца» окружены природой, тоже являющейся героиней фильма.